Золотые сны
Шрифт:
— Власть! Ничего не попишешь! Ладно, мне направо. Звони, телефон старый.
— Обязательно, — пообещал Кувыкин. — Бывай!
И каждый пошел своей дорогой.
БЛАГОЕ НАМЕРЕНИЕ
На собрании все ораторы отозвались о гласности с похвалой. Первым взял слово директор и произнес в пользу гласности самые замечательные слова. Он сказал, что только гласность способна создать в коллективе исключительно здоровый микроклимат. Когда сотрудники станут трудиться в обстановке широкой гласности, всякие нелепые слухи, пересуды и сплетни рассосутся сами по себе. Зачем шептаться по углам, коль все будет и так известно?! Стало быть, любой чем-либо недовольный товарищ свободно выскажется, и конфликт,
В таком же духе высказались и другие руководители рангом помельче. Некоторые из них даже самокритично выразили изумление, как это они сами раньше не додумались до такой прекрасной штуки, как гласность, и только после указаний свыше сообразили, какие она выгоды сулит.
Рядовые сотрудники тоже не остались в стороне от обсуждаемого вопроса. Они заявили о полной своей солидарности с принципами гласности и от души поблагодарили руководство, которое так своевременно и остро высветило проблему, и в ответ приняли обязательства работать еще лучше, чтобы поднять престиж родного учреждения на небывалую высоту.
Ушкин слушал и радовался. Сам он не выступал лишь потому, что не очень-то владел риторическим мастерством, предпочитая ему перо и бумагу, и вообще робел, если на него бывали устремлены многочисленные взоры. Но мысленно Ушкин все равно был с каждым из ораторов, он всегда стоял в душе за гласность и болезненно переживал, когда ею пренебрегали.
Пришло наконец, настало-таки долгожданное время, ликовал он, когда можно критиковать любого носителя негативных явлений, не опасаясь, что тебя за это притянут к ответу или, еще хуже, подведут под организационные выводы. Значит, и Прозоров, которого Ушкин терпеть не мог, освещенный ярким прожектором гласности, будет окончательно развенчан, обуздан и посрамлен!
Прозорова было за что ненавидеть. Во-первых, Прозоров был начальником Ушкина. А кто любит своего начальника?! Конечно, начальников в учреждении много, но те не имели к Ушкину непосредственного касательства, а Прозоров постоянно мельтешил перед глазами и еще получал в месяц на двадцать рублей больше. Пусть Прозоров и не притеснял Ушкина, но уже сам факт, что начальник все-таки Прозоров, а не наоборот, представлялся невыносимым. Во-вторых, Прозоров недавно приобрел «Жигули» вишневого цвета, и это обстоятельство отозвалось в Ушкине мучительной завистью. Машину купила и оформила на свое имя жена Прозорова через институт, в котором работала заведующей лабораторией, так что сам Прозоров ездил по ее доверенности, но все равно покупка не могла быть законной. И откуда они набрали столько денег?! Наверняка здесь кроются нетрудовые доходы, о которых в последнее время так много пишут в газетах. В-третьих, Прозоров подготовленные к отправке документы всегда относил в экспедицию сам, а это наводило на мысли, что поступает он так сознательно, чтобы лишний раз поболтать с хорошенькой Валечкой, которая Ушкину тоже нравилась. Следовательно, моральный облик Прозорова ниже всякой критики!
Если хорошенько подумать и постараться все припомнить, у Прозорова можно обнаружить целую кучу и других недостатков, за которые по головке не погладят. Определенно в условиях поощрения гласности ничего не стоит вывести прохиндея Прозорова на чистую воду!
Дома после ужина Ушкин в прекрасном настроении расположился за кухонным столом с благородной целью изложить все свои претензии в пространном письме, поскольку произнесенные слова лишь сотрясают воздух, а написанные подшиваются в дела. Недаром же говорят: написано пером — не вырубишь топором!
Писалось Ушкину легко и вдохновенно. Когда послание было закончено, он внимательно его перечитал и восхитился и слогом, и аргументацией. Когда дело получит законный ход, Прозоров не сможет рассчитывать даже на обычную тюрьму, чтобы не развратить своим пребыванием в ней остальных арестантов, для него придется сооружать специальный каземат на необитаемом острове, окруженном акваторией со множеством акул.
Да, написано было прекрасно, жаль, Ушкина немного подвел почерк: какой-то чужой, совсем непохожий на его собственный. Наверное, сказалось волнение, которое неизбежно возникает при написании подобного рода бумаг и заставляет дрожать руку с пером.
Наутро Ушкин встал пораньше и отправился на вокзал, чтобы там опустить свой конверт в почтовый ящик. Он всегда считал, что из вокзальных ящиков письма попадают к адресатам быстрее.
Исполнив задуманное, Ушкин весело зашагал на работу, гордый сознанием, что благие намерения его реализованы, как вдруг… остановился как вкопанный. Конечно же! По рассеянности он забыл подписать свое письмо и указать обратный адрес! Коряво получилось, качал головой Ушкин, ничего не скажешь!
Но вскоре он успокоился. Какая в общем-то разница, кто именно изобличил Прозорова: Ушкин или другой. Ведь важны факты! Даже хорошо, что так получилось! Ведь гласность, можно сказать, пока еще находится в стадии эксперимента. Нет сомнений, она свое возьмет, нужно только время для разбега. И тогда уже Ушкин не забудет подписаться, больше того, он выведет на конверте обратный адрес каллиграфическим почерком, за который его постоянно хвалит Прозоров.
ПЕРВЫЕ
Да, так получилось. Я еще спросил у Жорки Криворучко, с которым мы вместе пришли, был ли он когда-нибудь первым? Жорка ответил, что нет, никогда вроде не был, не помнит такого.
И я не помню. В школе и по успеваемости, и по поведению я числился где-то посередке, на работе тоже ничем не отличался, спортом не увлекался, а дома первой была жена, второй — дочь, затем теща, так что я на призовые места никогда не претендовал. Даже по воскресеньям в очередях за картошкой или за капустой ни разу мне не выпало, чтобы стоять первым.
А тут мы с Жоркой оказались первыми! Верно, пришли мы рано, еще двенадцати не было, конечно, надеялись быть впереди, однако не настолько, чтобы уж совсем первыми.
Вначале трудно было поверить такому везенью, но вскоре подошел еще один, потом женщина, за ними другие, очередь стала формироваться, и мы с гордостью смогли осознать свое лидирующее место.
Прохожие останавливались и спрашивали, что сегодня будут давать? Мы не знали и ничего не могли ответить, а третий сзади с солидностью заявлял, что ожидать следует только водку, по десятке за бутылку, поскольку вчера вечером была именно по десять, он просто не успел купить, магазин закрывали. Неизвестно, конечно, сколько со вчерашнего дня осталось, но передним наверняка хватит, даже если сегодня не будет завоза.
Мы с Жоркой возликовали, и другие поблизости тоже громко радовались: и товар достанется, и никакой мороки со сдачей и долгими копеечными расчетами.
Спрашивали и про то, сколько будет продавцов — один или два? И на это третий сзади отвечал, что в этом магазине всегда два продавца. Бывает, что кто-то из них болеет или в отпуске, но уж один обязательно будет, не было случая, чтобы водка была, а продавец отсутствовал.
Еще интересовались насчет хрусталя, принимают ли? И опять третий сзади авторитетно объяснил, что в этом магазине хрусталь сроду не принимали, хрусталь берут только около бань по четвергам, зато бандиты-кооперативщики наловчились и дают за штуку по пятнадцать копеек, наживая на этом миллионы.