Это уже седьмой сборник стихотворений, написанных мною после выхода из лагеря летом 2003 года.
Сознавая, что написание стихов есть занятие чуть ли не средневековое, этакое чудачество в XXI веке, всё же предаюсь ему как пороку.
Погода стоит пасмурная с просветами, пахнет душно прелой зеленью, летом, вечностью и кладбищем.
Возможно, таким земной климат будет представляться мне с того света.
А вот и гроза!
После спокойных молний и не гулкого грома идёт тихий монотонный дождь.
Вышел на террасу и обнаружил, что пространство outside пахнет рыбой. Вероятно, мокрой срезанной травой.
Э. Л.
«Всё холоднее и холодней…»
Всё холоднее и холодней,А на родной УкраинеПо сёлам режут сейчас свинейДа на колодцах иней…Сверху исходит пронзительный свет,Вдруг
на свинью: «Святая!»Сердце свиньи вырезает дед,Ворон кричит, предстоит обед,Сходят снежинки, тая…День догорает, хохлы молчат,Пир предстоит и брагуВ жёлтых кувшинах несут из хат.Малороссийскую сагу –Сценка живая «Убой свиньи!» –Сделает Вам могучей.Воспоминанья Вам шлю свои,Плотно закрывшись тучей…Вся закопчённая, как колбаса,Режет свиней Украина,Переговариваясь в полголосаС мужчиной стоит дивчина…Что ж, полиэстер на Бульбе штаны,Но он старик колоритный,Рядом два хмурые, то сыны,Щёк не касались бритвы…Что же, Остап? Ничего, Андрiй!Батько чего невесел?Да отвлечёмся, хохлы, от мрiй,Надобно нам бы песен…
«Мелкокалиберные вожди…»
Мелкокалиберные вождиСменятся крупнокалиберными?Жди двухэтажных вождей впереди.– А что, если будут гибельными?Тогда наши лысенькие, они,Миниатюрные, с проседью,Станут немедленно вроде родни.В сравненьи с верзилами сосенными…
«Уже вот прожит и сентябрь!..»
Уже вот прожит и сентябрь!И «брь», и «се», и «я»,Своими ветвями корябрь,Своими звёздами снуя…Могучий полевой подъёмСменился уж упадком сил,Нет, в октябре мы не умрём,Но каждый загрустил…Аграрный и цветастый сон,Как лето, он прошёл,И только ворон водружёнНа ёлку нагишом…Строптивый ветреник присел,И каркает как бес.От злобы перьями вспотел,Летел бы лучше в лес!Нас согревает воротник,И шапка тяжелит,И каждый мелкий ученикИмеет бледный вид…И снега редкие горстиРаскидывает твердь,А мне покой бы обрести,Чтобы не круть и верть,Но Гёте олимпийский cool.Парик, тропинка, парк,Состарившийся ВельзевулНогами стук и шарк.
Чайна-таун, 1976
Заплёванность китайского квартала,Вонючая китайская еда…Ты, детка, в Чайна-тауне бывалаТогда, в семидесятые года?Спускаешься в подвал, сидят раскосы.На Канал-стрит над мисками с едой,И жаркий пар, как дым от папиросы,Ну, опиумной, едкой бьёт волной…С улыбками и жёлтыми, и злыми,Обманут, предадут и завлекут.Разделают ножами полевыми.Сейчас же приготовят, коль убьют…Ну что, моя немытая девчушка,Мы входим тут в чужую карусель.Здесь опиум, вот ложка, вот и кружка,А вот она и мокрая постель…Здесь гангстеры отбрасывали ноги,Здесь в жутких шубах из морских зверей,Актрисы бывшие, стары да и убоги,Выкуривали трубки поскорей…Нам подают змею или акулу?У китаянки под ногтями грязь…Мы опустились, детка, к ВельзевулуВ его всегда прожорливую пасть…Простейшая китайская таверна,Варёных тряпок загустевший смрад…Вот нюхай, как она воняет, скверна,Вот как он пахнет, твой предбанник, Ад…Китай коммунистический? Ты шутишь,Китай всегда как мыло с молоком,Смелей, смелей, чего ты носом крутишь…Ешь
саранчу, с подкрылком и брюшком…
«Зимой я ложусь с темнотой…»
Зимой я ложусь с темнотойИ сплю до рассвета,Обогреваюсь плитойИ жарю себе котлеты…Я читаю историю Древних времён,Я Египтом захвачен и увлечён.Я одет в безрукавку из пуха,А за окнами сыро и глухо…Я учёный. Зовут меня Аменхотеп.Я прогорк, хотя не ослеп.
«Всё больше поножовщины и драк…»
Всё больше поножовщины и драк,Всё солнца меньше, а дожди всё гуще,То, что случилось в Беловежской пуще,России не переварить никак…И даже сквозь хмельную даль стакана,Сжимая заскорузлою рукой,Раздумываешь, что страна с тобой.Вдруг натворили три злодея, спьяна…Раздумывает подлинный мужик.И хочется кому-то взрезать горло.Чтобы пришёл бы злыдню бы кирдык,Ведь до сих пор не легче, так припёрло…
Якобинцы
Вот на окне дозреваютСливы и помидоры,Словно бы головы догниваютКровавого термидора…О, Робеспьер, и о, нежный и злойСент-Жюст…Ваших волос можжевеловый, молодойЖёсткий куст…Кровью пропитан, друзья якобинцы,Вы термидора для буржуазии гостинцы,От париков не успевшие освободиться,В толщу веков Вам, напудренным, внизпровалиться…Головы смяты…Целуют друг друга.Amies, comradы и браты,Как вы упакованы туго!
«Напротив – дом многоэтажный…»
Напротив – дом многоэтажный,В нём – магазины и кафе,А также «Альфа-банк» продажный,Где буква «Фэ» как галифеУ красного кавалериста,Пылает «Альфа-Банк», кровавНародной кровью, что игриста…Пётр Авен, долларов набрав,С противным Фридманом… Из пушкиЯ «Альфа-банк» бы расстрелял,Все распорол его подушки,А деньги бедным бы раздал…
«Граф пьёт пятые сутки молодое вино…»
Граф пьёт пятые сутки молодое вино,Он оставил Шато Лафит,Граф бессмысленно смотрит в ночи порно,Граф и корчится, и кричит!Граф оставлен женою его, Жаклин,Хлыстик, туфельки, пара шляп…У французского графа английский сплинИ тоска, словно он араб…Где контесса? Контессы повсюду нет:В библиотеке, в саду, в окне…Граф желает, чтобы его к стенеВдруг поставил Военсовет…Граф расстрела хотел бы, ещё темно,Чтоб палач был простужен и зол,А пока граф лакает свое виноИ бокалы швыряет в пол…Ведь нежнее не будет её бедра,Был так тонок её язык…Хоть убийцу арестовать пора…Жандармерии нет, старик…
«Приняв в себя болванку алую…»
Приняв в себя болванку алуюИ внутренности этим балуя,Рыдает женщина от счастья,Я в этом принимал участье…Всего лишь ночью этой прошлою,Как офицер с улыбкой пошлою,Однако же восторга бесСо мною в женщину залез…
«А дома – светлая культура…»
А дома – светлая культура,Ряды уютных умных книг,Великая литература,Которая есть твой двойник,Однако вспомни, сын мой, вспомни!Что было с Фаустом тогда,Когда в Москве или в КоломнеЕщё казнили иногда…Ведь Фауст цвёл, цвела Европа,Фаянс, фарфоры, гобелен,Изобретенье микроскопаИ просвещённый суверен.