Шрифт:
Забраться в такую глушь было верхом идиотизма. За окнами дилижанса покачивались горные пики и черный лес на крутых склонах. Кругом ни души – тут даже охотникам делать нечего, никакой добычи, всегда туман, сыро, промозгло. Дорога настолько узкая, что, того и гляди, колеса сорвутся в пропасть, а не сорвутся, так карету подобьют осыпавшиеся по склону камни, – и поминай как звали.
Я принял заказ лишь потому, что сильно нуждался в деньгах: подходил срок оплаты по закладным на дом, банкиры уже потирали свои потные загребущие ручонки, с алчным блеском в глазах взирая на особняк в центре столицы, доставшийся мне в наследство. Но в роду Сиверсов не принято отступать. Когда нечего терять – не велика проблема
Карета подпрыгнула на крупном камне, закачалась, покатив значительно быстрее. Впереди встревоженно зафыркали гнедые, тянувшие дилижанс. Я высунулся в окно и завертел головой с одной лишь мыслью: не пора ли выпрыгнуть на обочину, прихватив саквояж.
– Милейший, – обратился я к возничему, когда скорость вновь стала прежней, – что это было?
– Не волнуйтесь, сударь, – ответствовал густым басом бородач, восседавший на передке. Взмахнул хлыстом, щелкнув над головами лошадей. – Все в порядке, гнедые запах гари почуяли, вчера недалёка лес горел, вот и заволновались немного, припустили.
– Пожар? – я спрятался на миг в карету, чтобы не получить крепкой сосновой веткой по лицу. – Как любопытно, откуда здесь пожар, милейший?
– Тут нынче часто лес горит, – с явной неохотой отозвался возничий.
Я ожидал некоторое время продолжения, но бородач ничего не добавил, а стоять в неудобной позе, высунувшись в окно, было тяжело. Усевшись обратно, я на всякий случай не стал задергивать занавеску, чтобы лучше видеть склон.
Хм, в сухое жаркое время пожар – не такое редкое явление: например, крестьянин-лесоруб плохо затушил костер, вот и занялась хвоя, а за ней и деревья. Но сейчас не лето, сейчас поздняя осень, на дорогах грязь, дожди каждый день, в горах туман…
Лес за окном пропал, и открылось хмурое небо. Я отдернул занавеску с другой стороны – далеко на горной круче возвышался замок. Напрямик до него была примерно лига, – если по воздуху перелететь через долину. Дорога впереди круто изгибалась и шла по горной гряде, которая обрывалась отвесными скалами.
Брр. Я сел прямо, зажмурился и передернул плечами. Ну и местечко. Как здесь дед воевал? Как вообще бои вели, если кругом камень и единственная дорога через все графство? Достаточно соорудить баррикаду, перекрыв путь, и уже не подступишься, не обойдешь.
До прибытия в замок я больше не высовывался и не смотрел в окно. Поставил саквояж на колени, вцепился в его кожаные бока до белизны в пальцах и сидел, слушая, как частит сердце. С возрастом боязнь высоты так и не прошла, сколько ни пытался избавиться, выше второго этажа в особняке не поднимался.
В отличие от деда и не менее легендарного отца, кстати, сгинувшего где-то в этих местах по глупости, когда мне было пять, я не имел геройского прошлого. Наверное, потому что войны давно прекратились, а отец не желал, чтобы я занимался тем, чем он зарабатывал на жизнь, и часто спорил с дедом насчет моего будущего. Ну а матушку я и вовсе не помнил, померла при родах.
– Пр-ру, – донеслось снаружи. – Приехали, сударь.
Карета остановилась в каменном мешке с высоченными стенами. Я посидел пару мгновений, покрутил головой и выбрался наружу.
Из замка навстречу выбежали трое слуг в белых париках, лиловых камзолах и коротких штанах поверх светлых чулок и принялись разгружать карету. Один предложил поднести мой саквояж, но я отказал – инструменты отца ношу только сам. Почему-то это правило усвоилось навсегда. Сиверс-средний, когда я был мал, часто повторял: лучше потерять кров и репутацию, чем голову, когда под рукой не окажется саквояжа с нужным инструментом. Отец вообще был слегка с прибабахом и полон тайн, все время куда-то срывался, оставляя меня на попечительство горничных и гувернантки. Я деда лучше помню, чем его. Дед-генерал запечатлелся в памяти бравым воякой с пышными усами и бакенбардами. Стоило остаться с ним наедине, как он заводил рассказы о Северном фронтире – замке, куда я и не думал попасть, но все-таки волею судьбы угодил.
Дело в том, что отец разыскивал главного бунтовщика, ученого, создавшего армию парогноидов и мечтавшего скинуть короля с трона. Дед утверждал, что всех заговорщиков убили при штурме замка, а те, кто спасся, забаррикадировав входы в подвалы, сгинули в огне пожарища или погибли от удушья. Отец же считал, что владелец замка бежал, постоянно вспоминал какой-то манускрипт, наследственную грамоту, где говорилось о праве владельцев Северного фронтира на трон. Мол, грамота эта уже всплывала в столичной адвокатской конторе, где подтвердили подлинность документа, а значит, главный бунтовщик еще жив.
– Проводите к хозяину, – сказал я слуге, смиренно ожидавшему, пока я осмотрюсь.
В воздухе витала морось, налипая на узкие витражи, хоть как-то украшавшие оконные проемы замка. Двор был старинный и запущенный – справа от ворот покосившееся стойло, амбар для скотины, явно пустой. В дальнем углу кузница, под стенами навалена солома. Казалось, меня забросило во времена деда, который помнил, что такое кираса и меч. И слуги тут одеваются по старинке, парики и чулки даже при дворе давно не носят, все это пережитки прошлого.
Я проследовал за слугой в замок, ожидая увидеть сырой склеп или полутемную каменную гробницу, но обманулся. При входе был роскошный, освещенный люстрой в сотню свечей колонный зал. Стены украшали оружие и доспехи, дорогая утварь, под потолком виднелся замысловатый барельеф – весьма заметные отличия от обстановки на улице.
Светло было, как днем: в каждом коридоре, на лестницах, везде горели свечи. Опять же странно, – в городах давно используют газовые фонари либо электричество, непонятно, почему здесь его нет. Вернее, есть, точно знаю: к западу отсюда находится горная река и водопад, там расположена гидростанция, и провода от нее тянутся к замку и в долину к деревушке, в которую я прибыл на поезде из столицы. Так почему же там всё работает на электричестве, а здесь свечи жгут? Расточительство, да и только. К тому же возникает серьезная опасность пожара, вон, покои за залом обшиты дорогим красным деревом, на окнах занавесы, гардины, на полу ковры, – все это может разом вспыхнуть, упади неудачно тлеющий уголек.
Мы прошли по широкой лестнице на высокий балкон над новой залой. Стало слегка не по себе – пространства под балконом много, расстояние до пола приличное; поэтому я предпочел держаться стены, в которой были расположены несколько дверей. Слуга дошел до последней, открыл и торжественно объявил:
– Мистер Сиверс Рид Третий!
Я шагнул в проем и остановился. В кабинете у зашторенного окна стоял массивный стол. В кресле перед ним, повернувшись к выходу лицом, сидел напудренный моложавый мужчина в золотистом парике и бархатной оранжевой жилетке поверх плотной белой рубахи с кружевной оторочкой по рукавам и воротнику. На меня смотрели подведенные тушью глаза. Тонкие губы и нос – да он же…