Зона для самых маленьких
Шрифт:
Час двадцать вдоль оврага, против шести, по затопленным весенней Припятью рощам. Мы успеем встретиться с Два пальца и его отмычками, в один заход попасть в смену караула, и сдать контейнеры.
Одно плохо – слишком хорошо. Так хорошо, что начинает подташнивать от волнения и рябящего воздуха.
Володя снимает с пояса одну из гаек, с привязанным бинтом. Значит волнуется. А волнуется он, когда чувствует, но не видит. Из-за сплошных стен гравитационных искажений и напряженности электрического поля, сложно что-то почувствовать, по этому, гайки летят одна, за одной.
По этой же причине, здесь нет зверья. Даже птицы облетают это место. Лишь четыре фигуры, медленно ступают по незримому лезвию, среди всполохов, вспышек, гудения и треска нависающих деревьев.
Я иду следом за Володей. В трех метрах, за спиной, с Володиным рюкзаком, идет Андрей. Замыкает Семен. Он наименее опытный из нас, хотя, они с Вовкой одного возраста. Мы решили не пользоваться отмычками, и по этому, Володя периодически меняет нас местами и натаскивает чувствовать тропу.
Пахнуло дохлятиной. Вряд ли это крупное животное. Скорее, незадачливый еж угодил в ловушку.
– Постойте, – Андрей трясет берцем, демонстрируя развязавшийся шнурок.
Семен зачем-то догоняет его, и, обойдя, поднимает сползший рюкзак ведущего. А ведь говорили тебе, ни шагу с тропы! Володя раздувает щеки и выпускает воздух. Его боковое зрение заставляет выбросить вверх сжатый кулак. Мы покорно замираем, пытаясь понять, чем вызвано такое беспокойство. Ведущий опускает руку и несколько раз сжимает пальцы, будто в его кулаке тонометрическая груша. Этот жест вызывает недоумение, но вместе с тем, мы передвигаем селекторы огня. Это означает, что впереди кабаны.
Их немного, и они слишком далеко, чтобы представлять угрозу. Скорее всего, их загнал сюда другой хищник, и если не привлекать внимание, то они просто пройдут мимо. Если…
Володя дожидается, пока черные бока не скроются в подлеске и движение продолжается. Когда мы пересечем то место, где видели их, то они должны быть уже далеко.
– Мужики! – раздается позади голос Семена. Он стоит на том же месте, держась за ногу, а его лицо побледнело от страха. Ничего страшного, просто жадинка прихватила. Относительно безопасная, маленькая аномалия, если мамы нет рядом. Но Семен внезапно падает как подкошенный.
Его крик отражается от крутого вала справа. Теперь и на лице Андрея читается испуг. Он видит, как натягиваясь, рвется шнуровка на ботинке Семена. Его пальцы выдирают из земли черные клочья. Я разворачиваюсь, но жесткий голос ведущего останавливает меня. – Они справятся. Ты нужен мне здесь! Он прав: вдалеке, уже хрустят ветки валежника. Андрей сходу бросает свой рюкзак к ноге покрытой вздутыми жилами и дергает систему быстрого сброса, стаскивая с плеча Семена лямку, чтобы загрузить гравитационный изъян. Внутри рюкзаков лопаются емкости с водой и банки. Его подошвы взрывают грунт, когда он пытается оттащить пленника. Семен изо всех сил старается обуздать боль и взять себя в руки. Он стискивает зубы и сдавленно мычит.
Секач, огромный, с измазанными глиной боками, возникает слева, из-под поваленного дерева. Он осматривает нас подслеповатым глазом, басовито похрюкивая. Воздух между нами переливается причудливыми завитками, и мне на мгновение кажется, что все это, гребанный страшный сон.
– Там! – кричу я, разворачивая автомат, но выстрелить мне мешает Вовкина спина. Если бы он догадался лечь, то я бы успел сделать короткую очередь. Но Володя все решил иначе: он подпустил вепря на расстояние эффективного огня и вдавил спуск. Все слилось в одно мгновение: и выстрелы, и удар секача, и крик позади.
Едва увернувшись от страшных клыков, я стреляю в удаляющуюся тушу. Спотыкнувшись, кабан прокатывается по Андрею, который, к его чести, так и не отпустил руку Семена. Вова ползком пытается дотянуться до ружья, оставляя на земле алый след, а сзади, Семины глаза, и песок, налипший на окровавленный рот. Растревоженная кабаном аномалия начинает издавать низкочастотное буканье. Я чувствую его под ногами. С каждым ударом, Семена и кабанью тушу, все глубже затягивает в гравиконцентрат, а вместе с ними и Андрея, лихорадочно пытающегося освободиться. Или-или… Я срываю с головы бандану и закрываю Семену лицо, перед тем, как прекращу его мучения.
3
Я проснулся за полчаса до будильника. Этот сон не снился мне уже много лет. Но я знаю причину, по которой снова вижу его. Рассвет, кофе, окна дома напротив, тропинка под балконами, хмурые лица прохожих, проходная, шум механизмов, ругань рабочих. В курилке, я встречаю Андрея.
На нем засаленная, рваная роба, а рядом с каской лежат большие рукавицы.
– Ты чего вырядился? – Сказали помогать подрядчикам, – он затушил сигарету и бросил в обшарпанный бачок. – Татьяна, только комбез постирала. Жалко пачкать. – Долго сидели еще? – Кость, – произнес он, глядя куда-то в пол. – Нам без тебя тяжеловато будет. Я не стал спрашивать, как они пришли к такому выводу. Тут все достаточно просто: подобное подобным. Хочешь свалить от зоны – лезь в зону. И отсутствие выбора в таких вопросах, порой, и есть решение.
– А жены? Мне была крайне интересна позиция Тани, которая держала Андрея на жестком поводке. Да и не в поводке было дело. К какому выводу привела ее мудрость? Никакие блага не оправдают … К тому же, они были близкими подругами с Галей.
– Наши жены, в пушки заряжены. Все выходные проскандалила. Но обед сегодня собрала.
Я взял его каску и надвинув себе на глаза, приваливаясь к стене.
Раньше, я бы сказал, что зона, тем и прекрасна, что всегда оставляет выбор, и самое дорогое, скрывается за страхом этого выбора. Кто преодолеет страх, получит награду. Мысли достойные тридцатилетнего пацана, с нашивкой рок группы на рюкзаке. Я тихо улыбнулся.
«Раньше было лучше». Я знаю это свойство памяти, эту ловушку. А горе от ума, это математическое уравнение, и чем меньше в нем неизвестных, тем яснее результат, тем пронзительнее реальность.
Раньше было также, просто мы пробовали много нового, освежая восприятие. Перед всем новым, стоит страх. А страх, это мощная эмоция. Преодоление страха, ведет к плоду усилий и умножает ощущение. Именно это мы ощущаем как сладкое послевкусие минувших событий. Прошлое, – это вкус вина, что подают к воспоминаниям.