Зона эрогенных действий
Шрифт:
— Что?! — Ахнул эльф. Да так, что рыцари мигом заткнулись и ощетинились, будто хмели ни в одном глазу и закончилось представленье.
— Не стоит благодарности, — брякнула на выходе. — Вы тут сами, а я пошла, пошла…
И пошла до постоялого, взбрыкнула на коня, занеся ногу в шпагат, что в трусы едва не задуло, пришпорила похудевшие бока и рванула в сторону селения, где меня ждала мелкая награда. А коня сено и корытце с водицей.
То ли яичница не пошла, то ли пиво не в то горло. На полпути пришлось сделать привал.
Видно, что совсем не хоженый. Коня к дереву примотала, выбрала кусты погуще. И только присела, услышала крики!
Девка русоволосая по лесу бежит, а за ней трое разбойников гонятся! Метрах в десяти прошмыгнула, как угорелая, и к дороге. Платье разорванно до колен, ноги расцарапанные, все в крови, самой лет двадцать, зенки зеленые выпучила.
Разбойники голодраные оказались, ничем не примечательное ворье. Бежали, сами спотыкались через одного.
В общем, я прикинула, что у меня ещё минута в запасе имеется…
Когда вышла на дорогу её уже повалили в кювете с противоположной стороны. Там как раз была канава с проточным ручьем. За плотной стеной камышей особо не разглядеть, но смысл понятен. Судя по шорохам и звукам, девица ещё отбрыкивалась, умудряясь кусаться.
— Эй голодрань! А ну отстали от девчонки, пока яйца не повыдирала!! — Рявкнула, поправляя пояс, который съехал на бок.
— Скорее, сюда! — Раздался пропитой голос одного.
— Вы не перепутали? — Опешила я, деловито раздвигая камыши клинком.
— Да быстрее прячься уже! — Неожиданно боевой голос девушки несколько обескуражил.
Позади захлопали крыльями растревоженные лесные птицы, отдаленный шелест вскоре перерос в хаотичный хруст сухих ветвей.
И тут до меня дошло!
Скатившись в канаву прямо на заднице, я резко затихла и стала вслушиваться. Четверо залётных неподалёку делали то же самое.
Такое ощущение, что по лесу несся табун быков, сметая всё на своём пути.
Пиндец моей лошади, подумала горько и высунулась аккуратно. Чуть стороной, стуча деревянными доспехами мчался отряд варваров, тащили они с собой телеги, скот и молодых пленниц на привязи. Минут десять мы мокли в канаве, дожидаясь, когда всё стихнет.
— Это уже не шутки, — брякнула я себе под нос. — А вы как тут оказались?
— Миранда, наемница Миранда? — Узнал меня дед, поднимаясь.
— Ничего себе совпадение! Доброго вечера, староста, как говорится, нет добра без худа, вот, — я подала ему мешочек с зенкам кото — обезьян, сняв трофей с пояса.
— Что это? — Насторожился дед.
— Кото — обезьяны, — брякнула настоятельно втюхивая мешочек. — Мне, пожалуйста, два серебряника и сорок медяков за работу, как и договаривались.
— Нечем платить, — выдала девка с фырканьем и первой выбралась на дорогу.
— Я не поняла, — возмутилась, подымаясь следом. — Гоните монеты,
Девка вдруг заплакала и, закрыв лицо ладошками, перешла навзрыд. Один из мужиков тут же кинулся её утешать.
— Нет больше ни коров, ни свиней, ни села, — произнёс дед на выдохе, едва ли не пустив слезу. — Варвары на трёх драккарах по реке с моря пришли и…
Завыл и этот.
Что ж, мне бы тоже за лошадь пореветь, её варвары с собой угнали. Да надо о ночлеге думать, пока не стемнело.
Крестьяне погоревали немного, и потопали обратно в разорённое село. Делать нечего, пошла за ними. А потом вдруг спохватилась, а где лодки «драккары», там и охрана будет, к гадалке не ходи!
— Они дальше поплыли, — обнадёжил дед. — Пять лет их не было, в тот раз один драккар пришёл, кое — как миновало. А теперь что звери, взбесились. Они пройдут по селам вдоль реки и по округе, да сядут с добычей выше по реке.
— А что с королевской армией? Вам бы лордов ближайших замков оповестить, может зададут им жару, — посоветовала я.
— Сразу видно, что не местная, — брякнула русоволосая, всхлипывая. — Наш барон в замке спрячется и переждёт. Плевать он хотел на наши беды. Ой, ой, а мамку — то как жалко…
Снова слёзы сопли. Меня таким уж не пронять. Я в последний раз ревела лет в семь, когда мутанты напали на наше имение и на моих глазах надругались над сёстрами, а затем всех съели. Спас меня тогда Наставник. Он и обучал ремёслам, пока в пятнадцать лет я не заявила, что пора мне в путь.
До селенья дошли в ночи, тлеющие угли сгоревших домов ещё за километр стали нам путеводной звездой.
Как может показаться странным в село вернулись практики все, кого не пленили и не прибили. Кое — какие домики уцелели, но в целом по поселку творился хаос.
— А кто — то говорил, что у реки жить хорошо, — брякнула я старосте. — Рыба, стирка, варвары…
Заночевала я в шалашике, который смастерили мужчины для уцелевших девиц. Присоседилась, не спрашивая.
Проснулась ранним утром от звука топоров и молотков. Крестьяне вовсю восстанавливали дома. Кое — какая скотина в наскоро сооружённых стойлах уже толкалась. Похоже, выловили всю животину, что не зацепили варвары. Всюду бегали куры и копали куриными лапками всё, что ни попадя.
Осмотревшись, решила пошарить старые сети у берега, от голода желудок сключило.
— Мира! — Окликнул дед у уцелевшего пирса и подскочил бодренько. — Вот.
Вручил мне узелок с провизией и тридцать медяков, что где — то наскрёб. Так, добился чего хотел: сердце кровью облилось.
— Издеваешься старый? — Фыркнула на монеты и высыпала обратно в морщинистую ладонь. — Вам на гвозди, пилы и поросят нужнее.
Узелок приняла конечно, с остальным добром отправила. Дед поблагодарил, шмыгая. А я по берегу пошла шариться, снасти себе искать.