Зона Комфорта
Шрифт:
Посмотрел он на меня долгим неприятным взглядом и проскрежетал:
– Ну, так ты кто?
На что я ответил в рифму:
– Конь в пальто.
Через несмазанное, долго не говорившее горло слова выдавились не вполне членораздельно. Но судя по реакции окружающих, смысл их оказался понятным.
Бугор удивлённо вздёрнул бровь. Борода радостно гыкнул, пихнул главаря локтем в бок. Мол, я же говорил, что он трёкнутый.
Кудряш сделался ещё веселее и скомандовал:
– Раздягайся живо!
Я ничего не смог умнее придумать, чем дружелюбно предложить в ответ:
– А грибов-«отсосиновиков» отхряпать
В голове у меня пронзительно зазвенело, как от удара камертоном. Я знаю себя такого – с упавшей планкой. Стараюсь спрятать дрожь в губах и боюсь, что это видно.
Я ожидал удара от рыжего амбала. Ему очень удобно было садануть меня локтем под дых, в солнечное. Но получил мощный пинок в спину выше пояса. Ногой, наверное. Кованым сапожищем. Я полетел вперед, на стол, за которым заседали лихие люди.
Кудрявый быстро приподнялся и встретил меня прямым в лоб. Я рухнул, будто картонный, но сознания не потерял. Даже когда меня стали окучивать ногами.
Бугор распорядился:
– Геть, хлопцы! Насмерть забьете!
– А чё с ним делать? В гузно целовать, чи шо? – отозвался игривый тенорок чубатого.
Гляди-ка, я уже их по голосам научился различать.
– Завтра по утрянке с собой прихватим и в лесу кончим, – тоном, не терпящим возражений, отрезал атаман. – Нельзя на своем дворе казнить. Придут кадеты, дознаются. Спалят село. Стариков, баб, детишков порубят.
Подчиненные Бугра послушались. Дисциплина, какая-никая, у них имелась. Нас погнали обратно в узилище. Вернее, лично меня волокли под руки капитан Сергей Васильич и молодой поручик. Идти у меня не получалось, ноги заплетались, как вареные макаронины. Перед входом в сарай я заперхал, закашлялся и облевал поручику брюки. Одной водой почти – коричневой и едкой.
Но офицеры меня не бросили, а довели до лежанки в углу и опустили на неё. Только тут я медленно угас… догорел. Я вполне сознательно торопился избавиться от всей этой надоевшей бредятины в надежде проснуться под кустом в родном «железном садике». Или на топчане медицинского вытрезвителя. На кишащих клопами нарах офицерской «губы». Где угодно, лишь бы в привычном ареале обитания.
Темой гражданской войны я заболел лет в тринадцать. В детстве. Или по бородатому классику это уже отрочество? Причем, я проникся симпатией к вражеской, белогвардейской стороне. Дело было во второй половине семидесятых при Брежневе Леониде Ильиче. Никакими перестройками и плюрализмом ещё не пахло. Слов таких даже не придумали. Сложно сказать, что определило мои симпатии. Никто меня специально не натаскивал.
Отец мой имел большой стаж членства в КПСС. И гены тут ни при чём. Предки у меня по обеим линиям из крестьян происходят.
Наверное, сперва сработало внешнее восприятие на сером фоне пионерско-комсомольской обязаловки. Хороших фильмов про гражданскую войну тогда много снимали. То и дело крутили «Новые приключения неуловимых», «Адъютант его превосходительства», «Дни Турбиных», «Служили два товарища», «Долг»… да пруд пруди. Я все их знаю наизусть.
Беляки носили красивую форму. Ничего вроде особенного, безо всякого там золотого шитья и павлиньих перьев, а – красивая… Лихо примятые фуражки с крохотными лакированными козырьками, боевые наплечные ремни, ловкие галифе, до неимоверного блеска начищенные дутые сапоги. Ну и конечно погоны на плечах, главное отличие от красных. Погоны придавали гардеробу строгую законченность, заставляли держать спину прямой, курить папиросу в цепи, наступающей в полный рост, пускать себе в висок последнюю пулю.
Они носили звучные, пришедшие из незнакомого мира воинские звания. Корнет, штабс-капитан, ротмистр, сотник, подъесаул!
С возрастом я постиг – гордое звучание шлифовалось столетиями. Работая в прокуратуре, я в этой связи удивлялся нелепости классных чинов своего ведомства. Чувствуется, сочинялись они людьми, незаинтересованными в поднятии авторитета системы. С одной стороны – огромные полномочия, данные прокуратуре законом. Когда я пришел туда стажёром, когда СССР ещё существовал, прокуратурой осуществлялся высший надзор за соблюдением законов всеми-всеми. А первый классный чин – «младший юрист»! Потом ситуация вроде выправляется, по нарастающей идут – «юрист третьего», «второго», «первого класса». Уже ничего вроде, да? Ассоциируется с водителем первого класса, с профессионалом. Но потом бах – «младший советник юстиции»! В переводе на армейские или милицейские звания солидно – майор, и погон теперь такой же – два просвета и большая звезда, но мла-а-адший… Гм, в народе с детского сада устоялось, что младшая группа, малышковая – пристанище переведённых из ясель трёхлеток.
То ли дело – вахмистр, войсковой старшина! Музыка просто!
Вдобавок, в фильмах белогвардейцы, как все отрицательные персонажи, воплощались ярче и человечней, с узнаваемыми слабостями. У меня до сих пор, когда я смотрю как поручик в исполнении Владимира Ивашова поёт под гитару про русское поле, мурашки колючие по спине ползают. А обаятельный капитан Кольцов (несмотря на то, что он красный шпион) с его безукоризненными манерами чего стоит.
Отдельная тема – генерал Хлудов с глазами инопланетянина Дворжецкого в «Беге». Прообраз знаменитого генерала Слащёва-Крымского. Длиннющая расстёгнутая кавалерийская шинель, воротник поднят, мятые чёрные погоны с зигзагами.
– Я на Чонгарскую Гать с музыкой ходил, солдат! Я два раза ранен там!
Второй источник информации, понятное дело, книги. Безо всякой системы я прочёл про гражданскую войну всё, что было доступно рядовому, но пытливому советскому читателю семидесятых. Читал исключительно запоем, в ущерб школе. Был записан одновременно в три библиотеки. Кроме того брал книжки у родных, знакомых, одноклассников. У всех, кто не жадничал.
Литература большей частью была также политизирована, как и кино. Красные отличались высокой идейностью, честностью и устремлённостью к великой цели. Белые постоянно лгали, лицемерили, торговали Россией оптом и в розницу, пьянствовали – и поэтому всегда логичным выглядело их сокрушительное поражение.
Но попадались и по-настоящему хорошие книги. Пацаном ещё совсем, мало понимавшим в жизни, я зачитывался «Хождением по мукам» Алексея Толстого.
Меня поразило эпическое описание Ледяного похода. Корнилов на стогу сена с биноклем под рвущейся шрапнелью. Бесшабашный генерал Марков с трёхлинейной винтовкой впереди офицерской цепи. Нервически одержимый полковник Неженцов, первый корниловец, не допускающий мысли быть вторым.
Не буду пересказывать. Кто не читал, тот видел многосерийный фильм в постановке Василия Ордынского.