Зона отчуждения
Шрифт:
Огромные клиновидные корпуса сейчас едва просматривались из-за бесчисленного количества выдвинутых в космос оперативных устройств.
Их ждали. Огромные суппорты уже закончили свою работу, и вдоль бортов каждого корабля тянулись выдвинутые в космос полушария орудийно-ракетных комплексов, готовых обрушить шквал огня на любой приблизившийся к крейсеру объект. Помимо «Прайдов», в обшивке кораблей противника были открыты стационарные орудийные порты, а по срединной, «хребтовой» части каждого крейсера ровной линией чернели округлые провалы пусковых шахт, которые вдруг прямо на глазах озарились последовательными
Глядя на растущие контуры крейсеров и непостижимую массу различного вооружения, Вадим на секунду растерялся, подумав: «Как их атаковать?!» Но его замешательство развеял командир второй эскадрильи.
— Первый… — голос Дорохова казался далеким и нереальным. — Действуем согласно плану! Маневр должен быть слаженным — сначала ты, вслед — мои машины.
— Понял.
Он не сказал больше ни слова, — слов и так было слишком много при предварительном обсуждении операции.
Их план предусматривал дерзость, на первый взгляд граничащую с самоубийством, — его придумал и отстаивал до хрипоты Дорохов, а Вадим просто поверил в него как в единственный шанс не только выжить, а реально нанести четырем крейсерам непоправимый, губительный ущерб…
План Дорохова был дерзок и прост.
Несмотря на протесты Шахоева, он настоял, чтобы четырем кораблям армады была предоставлена возможность устранить мелкие повреждения и возобновить движение к Кьюигу.
Четыре вражеских крейсера образовывали фигуру в виде ромба, располагаясь в одной и той же плоскости полета. Сверху и снизу их прикрывали космические истребители, которые в любой момент могли быть выброшены в космос стартовыми катапультами.
Для плохо бронированных челноков такое построение находящегося настороже противника представляло собой неприступную крепость, ощерившуюся сотнями огневых точек.
Вадим и Дмитрий сутками просиживали за компьютерами, в сотый, тысячный раз обрабатывая данные, полученные по каналам телеметрии в момент первой атаки.
Они учли все: скорость и максимальные углы поворота орудийных башен, время их перезарядки, расположение огневых точек, время, необходимое для старта космических истребителей, их построение, длительность каждого маневра, — все это было учтено, оцифровано и введено для анализа в вычислительный центр космопорта.
В результате они получили единственную цифру, отражавшую значение скорости, при которой любой выстрел, произведенный крейсером по конкретной цели, опаздывал, пронзая пространство, где уже не было атакующего корабля.
Поначалу полученное путем вычислений цифровое значение скорости показалось недостижимым для медлительных, но мощных шаттлов. К процессу пришлось подключить весь инженерный и технический персонал порта, и в конце концов решение было найдено.
Шахоев, когда ему представили расчеты, выпучил глаза, назвав их сумасшедшими.
Снять с челночных кораблей половину с таким трудом установленной на них брони?! Убрать половину орудий?! Вдвое ослабить
Он орал, пока не выдохся, а когда праведный гнев полковника иссяк, Дорохов положил на стол второй лист проекта, где предлагалось разобрать половину имеющихся в наличии машин ради демонтажа их двигателей, которые следовало переустановить на два десятка оставшихся нетронутыми челночных кораблей, вдвое повысив их скоростные характеристики.
На этот раз полковник уже не стал кричать, а когда Шахоеву представили компьютерную модель боя, он внимательно просмотрел ее и спросил:
— Вы решили покончить самоубийством?
Дорохов поднял на него взгляд покрасневших от усталости глаз и коротко ответил:
— Да, при условии, что эти крейсеры больше не будут угрожать Кьюигу.
И вот этот миг настал.
— Максимальное ускорение!
Вадим едва узнал свой собственный голос, столько нервного напряжения сконцентрировалось в нем.
Корабль Нечаева и следовавшие за ним звенья рванулись вперед, навстречу земной эскадре, с каждой секундой увеличивая и без того огромную скорость.
Этим запредельным для человека маневром управляли бортовые компьютеры машин. В нужный момент они включили двигатели коррекции, превращая прямой курс шаттлов в крутую параболу. Семь крошечных кораблей на огромной скорости взмыли над плоскостью эклиптики земной армады и тут же начали опускаться.
Опережая залпы бортовых орудийных комплексов и старт истребителей прикрытия, они на огромной скорости «перепрыгнули» флагман ромбовидного построения и… очутились внутри замкнутого крейсерами периметра, на миг оказавшись в зоне, куда не могло стрелять ни одно орудие землян.
Вадиму казалось, что он готовился к этой секунде всю свою жизнь.
Его противоперегрузочное кресло, специально смонтированное для этой операции, уже отъехало назад и частично погрузилось в пол — настолько велика была действующая на пилота перегрузка.
— Огонь! — исторг он торжествующий хрип.
Это был не бой — сплошное, презирающее какие-либо законы сумасшествие.
Семь шаттлов, вторгшиеся в зону перекрестного огня четырех крейсеров, одновременно озарились вспышками выстрелов и ослепительными факелами от работы тормозных двигателей.
Они не собирались проскальзывать ниже, выходя из зоны перекрестного огня вражеских кораблей!
Резкое торможение заставило хрустеть и стонать корпус штурмовика, у Вадима начали вытягиваться щеки и отекать черты лица, но это длилось три-четыре секунды, потом с зубовным скрежетом подломился один из амортизаторов противоперегрузочного кресла, и с этим звуком Нечаев пришел в себя, вынырнув из короткого беспамятства, вызванного запредельной перегрузкой.
Семь маленьких кораблей продолжали интенсивно тормозить, полыхая огнем носовых орудий; зримые снарядные трассы впивались в броню четвертого, замыкающего ромбовидное построение крейсера, шаттлы стремительно неслись на него, и теперь даже слепцу было понятно, что, отстреляв весь боекомплект, они попросту нырнут под брюхо космического левиафана, чтобы, проскользнув под ним, вырваться в открытый космос за кормой эскадры.