Зона отчуждения
Шрифт:
Фёдор кивнул. Ситуацию в экономике после кризиса две тысячи четвёртого он представлял хорошо. Сам последние два года работал в президентской «пожарной команде». Потому с решением был согласен. Толку от неслаженных резервистов чуть, а вот без денег армию призыв оставит запросто. Да и информацию о происходящем наверняка фильтруют. Иначе паника страну добьёт. Тем временем Хмельницкий продолжал:
– На юге плохо. Степная зона, там у противника полное преимущество. Бои уже под Волгоградом и на окраинах. Спасает пока, что казахи свои дивизии подтянули, да с остальных округов и на север, и на юг войска перебрасывают. Но всё как струна, лопнет – не лопнет.
Настоятель растерянно захлопал глазами
– А весь мир? Они же видят…
Военные переглянулись, и Фарид зло ответил за двоих.
– А они как всегда ждут. Пока враг нашей кровью умоется и захлебнётся. И заодно себе кусок откусить. Правда насчёт откусить – хер им. Президент пообещал любого, кто сунется, пока мы с туманниками дерёмся – ядерной бомбой встретить. На Кавказе одну уже кинули, – лейтенант нервно хохотнул, затем потёр щёку – словно зачесалось в том месте, где когда-то была рана. – Так что нет на Земле больше Панкисского ущелья.
– Остальные страны на это? – тут же уточнил Фёдор.
Фарид в ответ фыркнул и откинулся на спинку стула.
– Молчат в тряпочку. Сами такие же. Слышали про Витницу?
Настоятель телевизор не смотрел, отец Василий тоже. Фёдор отломил кусочек палочки, которую держал в руках и задумчиво потянул:
– Ну, что-то такое вроде было. Если память не подводит, где-то в Восточной Европе?
Майор хмыкнул.
– Ага. Граница Германии и Польши. Там тоже вспышка была, навроде нашей. Так едва вторжение началось – его, кстати, какой-то западный журналюга уже Приливом обозвал, не стали даже разбираться. Так на город ядерную бомбу сбросили, а сами на границе окапываются.
Настоятель побледнел:
– Господи! А жители?
Майор и лейтенант синхронно пожали плечами. Потом Хмельницкий продолжил:
– Я же говорю, разбираться не стали. На второй день Прилива. Типа общая безопасность требует жертв.
Отец Василий перекрестился:
– Слава тебе Господи, что у нас до такого не додумались.
Майор фыркнул и показал сложенные в букву «О» пальцы:
– А у нас без вариантов. Газом травить пытались – по нулям. В самом начале пытались на Купол ядерную бомбу бросить. Вспышка – и ничего, даже радиации в воздухе почти нет. Зато в Японском море тряхнуло так, что китайцы, японцы и корейцы хором взмолились больше так не делать. По крайней мере, не ближе пары тысяч километров от Купола. Так что либо мы их просто так выбьем, либо…
Он покрутил в воздухе рукой. И вдруг резко осунулся.
– Плохо, что против нас воюет не обычный враг, а… Они считай прямо на месте выращивают новых. Там, на укрытой с воздуха земле, целые плантации. Ветром если завесу раздувает – сразу бомбим.
Тут отец Василий, до этого молчавший, не выдержал. Рефлекторно сжимая руку в кулак, с болью и гневом в голосе он спросил:
– А мы опять шапками закидаем? Ничему нас Первая Чеченская не научила? На складах одних танков официально почти двадцать тысяч. Наступать не меньше чем дивизией. Или сразу две, а то и три. Сколько от нас до границы? Сто пятьдесят километров? Сто тридцать?
Фёдор и настоятель замерли, а майор ответил. Только прежде бодрый, сейчас его голос звучал глухо.
– Сто шестьдесят. И пробовали. Ещё в начале. Под Самарой соседний полк с ума сошёл. Целиком, понимаете? Нам тогда со своими пришлось драться, понимаете? Со своими, – его голос задрожал. – Сейчас опытом и кровью узнали. Если в обороне – то одна пара Слышащий-Рука на полк, если в наступлении – хотя бы один эспер на батальон. Оборона эшелонированная по глубине, но не по плотности.
Майор без сил откинулся на спинку стула. Фарид же заторопился пояснить:
– Понимаете. Я могу… Не знаю как объяснить. Я словно ощущаю эмоциональное состояние… нет, даже не эмоции. Словно смотришь на прозрачную воду, если в порядке всё – не видишь. А если что-то не так, словно муть идёт. Значит рядом появился мозгоед какой-то, – лейтенант почесал в затылке. – Но это если на месте стоим. И если народу не так чтобы много. Как с водой – на глубине хуже видно. На ходу сложнее. И не важно, сколько Слышащих. Мы же поодиночке работаем, силы не складываются.
Майор кивнул, минута слабости прошла. Потому рассказ продолжился.
– Это около вас тихо. На границе вторжения всё бурлит. Только мы привыкать начали, что основной напор строго вдоль Волги, на север и на юг. На днях и поплатились. Мощный выброс пошёл на запад. Видимо, мало им показалось двести километров от Купола. По нашему полку как раз и ударили.
Хмельницкий опять непроизвольно вздрогнул.
– Как из мясорубки вырвались, нас чуть больше батальона осталось. И не с той стороны фронта. Хорошо хоть полковые эсперы с нами оказались. Пытались севернее выйти к своим… – он махнул рукой. – Глухо. Тут про вас и вспомнили. Повезло, противник не думал, что мы ещё глубже рванём.… И то видите, сколько добралось. Последний танк подбили километрах в тридцати отсюда.
Фёдор усмехнулся уголком губ. В отличие от большинства обитателей монастыря он с самого начала не поверил, что военные пробивались к ним на помощь специально. Майор же неожиданно воодушевился:
– Зато не зря ребята легли. Сегодня по рации связывались. Первый раз за последние дни Казань не штурмовали. Видимо, дорого попытка двинуться на запад далась, чтобы та х…я, – майора всё-таки прорвало, хотя до этого при священниках он и сдерживался, – которая у них за генерала, не рискнул ещё и на севере наступать.