Зона отдыха
Шрифт:
– Спасибо вам, дяиньки. Очень спасибо.
Пошел я в магазин, выставил перед Шуркой-продавщицей ножик перламутровый, кошелечек кожаный, две бутылки подсолнечного масла да денег двадцать копеек.
– Чего, – говорю, – дашь?
– Поллитра, – говорит.
– И пива.
Пошли мы в кустики, бутылочку распечатали, пивком по очереди запили. Сидим – тоскуем, пса ожидаем.
Вдруг: ай-яй-яй, ой-ёй-ёй...
Бежит армян с дамочкой, бежит парнишечка с сумочкой, шкандыбает дед в бобровой шубе. Сбежал,
– Падавай сабаку! – кричит армян.
– Отдавай деньги! – орёт дед.
– Я к ней привык... – плачет парнишечка.
– А мы тут причем? – говорит Серёга. – Стеречь надо, граждане.
– Да она у меня в окно прыгнула! – кричит дамочка.
– Она у меня с балкона сиганула! – орёт дед.
– Она у меня из рук выскользнула... – плачет парнишечка.
А пса-то нет! Где он – неясно. Сучку, видать, встретил, охаживает между делом, породу ей портит.
Тут: гав-гав-гав, гав-гав-гав...
– Дези! – кричит дамочка.
– Мякиш! – орёт дед.
– Собачка моя... – радуется парнишечка.
Прибегает – морда пройдошная, глаз наглый, будто ничего и не было.
– Это мой! – орут. – Мой! Нет, мой!
– Граждане, – говорит Полуторка, – у меня, как у голубятника. Приманил – твоя.
Они за псом – он от них! Они колбасу – он ухмыляется. Они веревкой грозить – он лапу поднимает. Они поодиночке, они цепью, они по-всякому: хрен возьмёшь. Вёрткий, подлец! Сучку по дороге встретил, обработал на ходу и дальше бежать.
Первым дед сдался.
– Тьфу на вас! – кричит. – Чтоб вас всех раскулачили!
И ушел.
За ним дамочка:
– Ошейник, – говорит, – хоть отдайте. Это мне память.
– По прежней собаке? – спрашиваем.
– По прежнему мужу.
А я ей:
– Ошейник, гражданочка, денег стоит.
Полуторка:
– Трояк.
Серёга:
– Три шестьдесят две.
– Роллан, – говорит дамочка, – дай им.
– Пачему дай? – говорит армян, но деньги даёт. Чем-то мы ему, видно, показались. – Ты мне, дарагая, за всё атплатишь. Паняла?
– Поняла, – говорит, и глазки прячет. И ушли вместе с ошейником.
А парнишечка остался.
– Дяиньки, – говорит, – а мне чего делать?
– Ты где живешь? – спрашивает Полуторка.
– В том вон доме.
– А я в этом. Хочешь, приходи днём, гулять с ним будешь.
Парнишечка засветился:
– Хочу! После уроков! Я, дяинька, и утром могу...
– Ладно, малец, вали давай.
Он и побежал радостный.
Взяли мы еще бутылочку, сели под кустиком, скучаем. А пёс вокруг бегает, сучек промышляет. Пробежит, хвостом махнет: мол, всё путем, мужики, я не подведу.
– Где бы, – говорит Серёга, – денег достать?
И на Полуторку смотрит.
Полуторка подумал-подумал и говорит:
– Надо ба продать чаво...
– А чего?
–
И на Колюню смотрит...
Колюня потянулся на травке и говорит:
– Я когда на Кавказе служил, винца попил – будь здоров...
Мы – хором:
– Стакан – двадцать копеек...
А Полуторка:
– Пососать – два рубля...
И пса в охапку...
БАРАК
Архитектура его проста.
Архитектура предельно целесообразна.
Барак – это дом, из которого убрано всё лишнее.
Барак – это строение, доведенное до абсурда.
Барак – это коридор с комнатами по сторонам.
Ограничений по длине нет. Коридор может быть бесконечным. Только подстраивай да подстраивай.
Можно поставить барак-коротышку. Можно размахнуться широко, раздольно, от границы до границы. Чтобы на Западе жил белорус, к востоку русский, потом мордвин, чуваш, татарин, башкир, бурят, эвенк, якут и коряк. Можно проложить рельсы и пустить по коридору поезд.
Еще лучше сговориться всем миром и опоясать бараком земной шар.
Через материки, острова и архипелаги. По рифам и сваям.
Не дом – дружба народов. С пограничными перегородками поперек коридора.
А то и запустить барак в космос, на круговую орбиту. Чтобы обхватил снаружи землю Сатурновым кольцом, гигантским, нескончаемым строением для окончательного решения жилищной проблемы.
Можно вообще ничего не делать. Ни строить, ни изобретать, ни запускать. Замерзнут – сами построят. Топор есть, гвозди купят, доски украдут: вот тебе и барак!
И время нынче другое, и с жильем побогаче, но на всяком новом месте первыми встают бараки. И стоят дольше всех. Нелепые видом, нелепые смыслом, нелепые содержанием.
О, печаль душ наших, зеркало застойного времени!
О, строение шаткое, недолгое, на века!
Рушатся блочные дома, трескаются без труда кирпичные, прахом осыпается благородный мрамор, а барак стоит вечно. Починить его – пара пустяков. Залатать – доска да горстка гвоздей. И живи дальше.
Только тазик подставляй под потолочную капель. Да к углам промерзшим не прислоняйся. Да плесень со стен соскребай.
В зоне отдыха тоже барак.
Длинный, косоватый, несуразный видом своим. Один вход сбоку, два спереди, окна прорезаны неравномерно, крылечки разные: видно, достраивали, когда не хватало места.
Внутри барака – коридор. Коридор и камеры по сторонам. И столовая посредине. И еще медпункт. И карцер с туалетом. И комнаты для начальства. Вот и всё.
А вокруг – березки рядами с шумной листвой, со стволами нежно светлыми, с голубями воркующими, с капелью звонкой, со снегом искристым. Потому и название: пансионат "Березка". Отдыхай – не хочу!