Зона риска

Корнешов Лев Константинович

— Миша неправильно понял, — сдерживаясь, сказала Анна Юрьевна, — эти апельсины предназначаются для подшефного детского садика. И в следующий раз прошу без фокусов.

Нашли идиота, подумал Мишка. Через полчаса апельсинчики будут на рынке — по пятерке за кило. Он уже хорошо знал механизм таких махинаций — и сам кое-что видел, да и грузчики за бутылкой портвейна откровенно восхваляли удачливость Анюты, которая своего не отдаст и чужого не пропустит. Понимал Мишка и то, откуда такое неумеренное количество золотых колец на цепких пальчиках Анны Юрьевны. «Всем взяла баба, — рассуждал Мишкин покровитель Степан Макарович, —

а мужа у нее в наличии нету, не держатся у нее мужики, спроваживает их быстро». Кто-то из компании сказал, что у Анюты есть хахаль, да она его скрывает, какой-то бригадир или мастер со стройки. «Уж не Геннадий ли? — начал догадываться Мишка. — У него ведь кличка — Десятник...»

Мишка стоял перед Анной Юрьевной, опустив глаза в землю.

— Иди, Миша, и больше так не поступай, — наконец по-матерински назидательно сказала Анюта. А потом, видно, пожаловалась брату.

— Я тебя, сучонок, научу порядок соблюдать, — пригрозил напоследок Геннадий Степанович, опустив на стол тяжелые кулаки.

Мишка забился в угол, затих. Он хотел включить телевизор, шел детектив про милицию, но побоялся озлить еще больше брата, тот терпеть не мог фильмы про то, как милиция вылавливает уголовников, совершивших преступление. «Мусора, — злобно цедил, — попались бы мне...» В угрозы Мишка не особенно верил, хотя бы потому, что трижды старший брат «попадался» сам. Обо всем этом Мишка не рассказал Андрею, к которому относился со все большим уважением, только потому, что еще не принял никаких решений. А что они необходимы, он уже почти не сомневался.

Как-то так получилось, что они теперь часто встречались — Тоня, Андрей, Елка и он, Мишка. Просто так — гуляли, говорили про жизнь, Елка «липла», по мнению Мишки, слишком уж откровенно к Андрею, Тоня очень интересно рассказывала про заводские дела. Мишка несколько раз пытался затащить всех в бар «Вечерний», но Тоня сказала, что там неинтересно. Она каждый раз придумывала все новые маршруты для прогулок, и Мишка понял, что девушка что-то изучает, выясняет для себя. Окончательно он в этом убедился, когда Привалова мимоходом спросила: «А ты почему на «пятаке» вчера не топтался? Или я тебя не заметила?» Было это после минувшего воскресенья. «А ну их, — махнул рукой Мишка. — Бизнесмены недоразвитые...» И вдруг сообразил: «А ты что там забыла?» — «Быт и нравы изучала», — коротко ответила Привалова.

Обо всем этом думал Мишка, пока они шли к дому, где жил Андрей.

— Прошу, — распахнул дверь своей квартиры Крылов. — Только, извините, у меня не убрано.

— А замочек-то у тебя хлипкий, — заметил Мишка, когда они снимали мокрые, отяжелевшие куртки.

— Выдержит, — беспечно ответил Андрей.

— Ну-ну, — неодобрительно покачал головой Мишка. — Сейчас я покажу вам фокус.

Он вышел на лестничную площадку, демонстративно сильно хлопнув дверью. В замке что-то пошуршало, поскребло, и Мишка, распахнув дверь, торжествующе спросил хозяина квартиры:

— Понял?

— Не замечал за тобой таких талантов, — изумился Андрей. — Отмычкой?

— Гвоздем. — И объяснил: — В нашей компании был один ханурик, так он научил. Приволок старые замки и часами пацанов тренировал.

— А пацаны? — спросила Привалова.

— Что пацаны?

— Обучались?

— Так интересно ведь, — простодушно объяснил Мишка. — Как это можно — без ключа... И вроде сильнее себя чувствуешь — в любую дверь войдешь.

— Вот, товарищ Привалова, — серьезно сказал Андрей. — Картинка к нашему разговору о том, что такое уличная педагогика.

— Какая там педагогика, — перебил его Мишка. — Замели ханурика, схватили на горячем, квартирку одну он хотел глянуть, когда хозяева на дачу поехали.

Они прошли в комнату, и Андрей гостеприимно предложил:

— Располагайтесь, считайте, что вы у себя дома. Елка и Тоня, на кухне есть все необходимое для чая и кофе — кто что пожелает. Мишка, выкати вон тот столик, мы сейчас его сервируем по всем правилам приемов на высоком уровне. А я пока соображу музыку.

Елка цепко осмотрела квартиру. Так вот, значит, как он живет, этот странный Крылов. Тот, который ездит по стране, пишет очерки и им написанное читают другие люди — что ни говорите, а быть журналистом — это классно. Тот Крылов, который может быть очень свойским парнем, не пижоном и не занудой.

Привалова, наоборот, вела себя так, будто была здесь не первый раз — спокойно, даже безразлично.

— Тоня, кофе в левом ящике, — крикнул Андрей, он запустил проигрыватель, и музыка заполнила комнату.

— А где у тебя чайные ложечки? — спросила Привалова.

«Ага, не знает, где эти самые ложечки», — отметила Елка, и это ее успокоило: значит, Привалова здесь тоже впервые.

— Девочки, почему ни звука по поводу моей обители? — спросил Андрей.

— Ждешь, что будем хвалить? — откликнулась Привалова. — Запущено немного, пыль две недели не вытирали, а так ничего.

— Нет, вы подумайте, — возмутился Андрей. — На стене — удивительное ружье бельгийской фирмы «Зауэр» еще довоенного производства, в книжном шкафу — редкие издания по живописи, в дискотеке — грампластинки с самой современной музыкой, а она про какую-то пыль...

— А мне нравится. У тебя так мило, Андрюша, — восприняла всерьез его слова Елка. — Конечно, не хватает...

— Чего?

— Женской руки.

Мишка ухмыльнулся:

— Сейчас она тебя, Андрей, кадрить будет.

— Перестань! — Елка залилась багровым румянцем. — Если хочешь знать, я ничего подобного и не имела в виду.

На письменном столе Андрея в беспорядке были разбросаны папки, вырезки из газет, листы белой бумаги, исписанные неразборчивым почерком страницы, какие-то книги. В пишущую машинку заложен лист бумаги, и на нем отпечатаны две строки: «И вот прошли ливни, было солнце, и снова к земле тянулись косые струи дождей, а встречу с нею забыть не могу...»

Елка прочитала вслух, возбужденно спросила:

— О ком это ты так красиво, Андрюша?

С некоторого времени она перестала величать Крылова на иностранный манер — Андре.

Потом Елка увидела на письменном столе фотографию девушки: большие глаза, белокурые локоны, высокий чистый лоб, очень дерзкое выражение лица.

— Кто это?

— Нельзя так бесцеремонно, Елочка, — мягко одернула ее Привалова. — Может, Андрею Павловичу не хочется об этом говорить.

— Почему же? — Андрей посмотрел на фотографию, и взгляд у него изменился — стал детским, восторженным. — Это Нина.

— В тоне больше информации, чем в словах, — сказала Тоня. Она критически осмотрела столик, на котором расставляла стаканы, сахарницу, конфеты, печенье, и осталась довольна: — Готово!