Зона зла
Шрифт:
– Я тоже. И почти год мы бродили рядом…
Мишин лежал на спине, и тело его казалось необычайно худым и длинным. Лукин направил луч фонарика ему в лицо.
– Сережа, я сейчас перевяжу тебя.
Лукин заторопился, доставая из кармана разгрузочного жилета индивидуальный пакет.
– Не надо, Леша. – Голос Мишина еле слышался. – Ты, Леша… ты… руку… дай…
Лукин взял холодеющую ладонь. Ощутил, как дрогнули слабеющие пальцы Мишина. Видимо, он старался их сжать.
– Леха… с тобой… не
– Конечно, Сережа, не сомневаюсь.
Обескровленные до синевы, губы Мишина дрогнули. Он пытался улыбнуться.
– Конечно… не сомневайся. Встретимся… в аду… А теперь отойди. Я хочу поговорить… с Верой…
Лукин выпустил руку приятеля, но она не упала. Ее взяла Верочка. Наклонилась к Мишину. Тот приоткрыл глаза, но взгляд его был настолько отрешенным, что казалось – он смотрит куда-то внутрь себя.
– Я здесь, Сережа.
– Вера, ты прости… Я грешен. Баб не любил. Считал, что они во всем виноваты… Все зло от них… А оно от нас… От мужиков… сволочи мы…
Он запнулся, не зная, как еще объяснить свой грех. Пробормотал нечто невнятное.
– Ты говори, Сережа, будет легче.
– Легче не будет. Меня, Вера, убили…
– Зачем ты так? – Она сжала его вялые пальцы. – Все обойдется.
– Не надо, я не боюсь. Сам убивал. Меня убили. Добро дошао… до пекао…
Верочка не сразу поняла, в чем дело, и подумала – он бредит. Потом вдруг вспомнила фанерку с кроваво-красной надписью, поздравлявшей с пришествием в ад – в зону зла.
Спазм жалости сжал горло. Она не плакала, когда хоронила мужа и сына. Она просто умерла вместе с ними – вся, без остатка. Сейчас вместе с Сергеем умирала еще какая-то часть ее души, отогревшаяся и оттаявшая в общении с Лукиным.
– Вера, – голос Мишина был просящим. – Сволочь я. Сам знаю… но ты за меня пошла бы? Скажи…
Она сжала его руку сильнее.
– Конечно, Сережа.
– Спасибо, Вера… Ты теперь иди заЛукина…
Она хотела что-то сказать, но он закрыл глаза. Рука его слабо дернулась и застыла…
Крюков стоял над телом Мишина, опустив ствол автомата к земле. Он молчал, строго поджав губы. Он не знал, что переживают остальные члены группы, собравшиеся рядом с убитым товарищем, но никогда и никому не признался бы, что не испытывал при этом никаких особых чувств.
Крюков был безразличен к случившемуся, принимал его как неизбежное зло, которое в одинаковой мере могло коснуться любого из них, в том числе и его самого. Конечно, Крюков сожалел, что произошло несчастье. Оно не только снижало боевую силу и без того небольшого подразделения, ко всему создавало неудобства, связанные с необходимостью хоронить товарища. Иных чувств полковник себе позволить не мог и не позволял. Он знал, что слова «Добро пожаловать в пекло», которые они совершенно случайно обнаружили в начале пути, очень точно отражали истину, правящую на любом полигоне смерти, именуемом полем боя.
Сказать, что Крюков был жесток к своим
Что поделаешь, люди, чьей профессией стала война, живут не чувствами, а рассудком, холодным, безжалостным. Командир не может позволить себе привязываться к подчиненным, поскольку такая привязанность делает его слабым. А проявлять слабость Крюков не имел права: операция еще не окончена, под его рукой остались люди, которых необходимо вывести в безопасную зону, которым он не должен позволить расслабиться.
– Все! Собрались! Уходим!
Подталкивая Галеба стволом автомата в спину, Лукин подвел его к Крюкову:
– Вот еще один. Что с ним делать?
Крюков взглянул на Кэмпбела.
– Кто этот человек?
– Коллега. – Кэмпбел тяжело вздохнул. – Салах эт Дин.
– Говорит по-английски?
– Да, говорит.
Это ответил сам Салах эт Дин. Крюков посмотрел на него.
– Тем лучше. Нам будет проще договориться.
– Я не намерен ни с кем договариваться. – Салах эт Дин демонстрировал строптивость и дерзость.
– Поначалу выслушайте. – Крюков говорил спокойно. – Нам от вас ничего не нужно. Просто вам самим предстоит выбрать жизнь или смерть. Мы сейчас уходим. Единственное условие – вы дадите слово не стрелять нам вослед.
– Мистер Салах, я уже дал им такое согласие. – Кэмпбел говорил с усталой обреченностью. – Мы проиграли, это надо признать.
– Согласен. – Салах эт Дин мрачно кивнул Крюкову. – Ваша взяла.
Крюков повернулся к Кэмпбелу. Приложил два пальца к шлему.
– Мои лучшие пожелания вашей невесте.
– Спасибо.
Верочка мельком взглянула на англичанина, но не узнала в нем щеголя, который все время сопровождал генерала Хейга, и они часто встречались в Брюсселе. Кэмпбел, в свою очередь, не узнал в моложавом мужчине женщину, на которую не раз обращал внимание…
Демин тем временем прихватил канистру и облил стены домика комсостава бензином. Поджег бумажку, швырнул к окну. Пламя занялось сразу, с подвыванием и хрустом стало пожирать барак.
Кэмпбел стоял, прикрыв глаза ладонью, как козырьком, и смотрел на огонь. Трудно сказать, что он думал в ту минуту, но проигрыш явно не подарил ему радости.
– Удачи, майор. – Крюков сел в машину. – Встретите Эшли, передайте привет от Питера Райта. Не забудете?
– Такое не забывают… полковник Иванов.