Зонт Святого Петра
Шрифт:
Мравучан облегченно вздохнул, выслушав красноречивые доводы, которые, по-видимому, потрясли весь магистрат. Тотчас же воспользовавшись удачным моментом, он, как когда-то крохотный королек, вознесенный на орлиных крыльях, попробовал взлететь выше самого орла.
— Что правда, то правда, — солидно произнес он, поправляя на куртке сбившийся галун, — стало быть, объявляю вам мою резолюцию: по приведенной причине градобития не будет.
Но тут, словно хомяк, вскочил господин Файка.
— Это все равно! Раз дело на то пошло, пусть уж лучше будет! Если весь город застрахуется в страховом обществе «Триеста» *,
Великий спорщик господин Файка снова попал в точку, сторонники Гальбы и Кожегубы были наэлектризованы.
— Что за ум, что за мозг! — вскричал Кожегуба.
При слове «мозг» Гальба вспомнил — per associatkmem idea-rum [15] — о вскрытии и живо произнес:
— А зачем вскрывать человека? И так ясно, кто он. Не сойти мне с этого места, коли это не какой-нибудь жадюга-агент из страхового общества, который и повесился-то здесь у нас лишь затем, чтобы заставить население застраховаться. Ведь это ясно как день!
15
По ассоциации идей (лат.).
— Вы сошли с ума, Гальба! — возмущенно загудел Конопка.
Тут поднялось волнение, немыслимый шум, сенаторы повскакали с мест; котелки городка закипели, как говаривал гайдук Фиала, и все взгляды устремились на бургомистра — ту ложку, которая снимает лишнюю накипь.
Но бургомистр втянул голову в высокий воротник синей, словно мукой присыпанной куртки и почти исчез, как муравейник среди взбаламученных волн. Он беспомощно покусывал усы не зная, что предпринять, что сказать, как вдруг открылась дверь и вошел Дюри Вибра… Так-то! Авторитет властей охраняет, как видно, само провидение!
Увидев странного незнакомца, который часа два назад хотел купить у старой Мюнц подержанный зонт, Мравучан вдруг оттолкнул от себя стул и поспешно бросился к вошедшему: пусть сенаторы думают, будто у него имеются важные, неотложные дела с этим господином.
— Ах, сударь, — горячо воскликнул он, — не меня ли вы ищете?
— Вас, если вы бургомистр.
— Конечно, о, конечно! (Да и кому другому быть бургомистром в Бабасеке, как не Мравучану?)
— Вы объявляли насчет серег?
— Да, да, объявляли!
— Я нашел серьги, вот они!
Лицо Мравучана просияло от удовольствия.
— Вот это честность, сударь! Это я люблю! За время моего правления еще не пропадало серег, разве только эти, да и они нашлись. Это я называю административным порядком.
Мравучан повернулся к сенаторам.
— Час назад я послал Фиалу с барабаном, и вот серьги уже здесь! Такого даже в Будапеште не случается! Это возможно только в Бабасеке!
Заметив, что пришелец собирается удалиться, он с подозрительной горячностью начал его удерживать:
— Как! Неужели вы хотите уйти? Но, черт возьми, за это ведь обещана награда!
— Я не претендую на награду.
— О, как же это? — Мравучан неодобрительна покачал головой. —
— Да, пожалел, — улыбаясь, ответил адвокат, вспомнивший сказку, — но здесь-то дело иного рода.
— Вам, вероятно, даже и не снилось, чьи эти серьга.
— А правда, чьи?
— Сестрички глоговского священника. Господин Дюри насмешливо выпятил губы.
— Но-но, не считайте себя всех умнее! Зайдите на минутку, не пожалеете.
— Куда зайти?
— Да вот сюда, в соседнюю комнату.
Мравучан готов был силой удерживать Дюри, лишь бы выиграть время, пока решится судьба самоубийцы. Он вцепился в адвоката и потянул за собой.
— Но, сударь, у меня дела!
— Все равно, зайти надо!
И, открыв дверь в соседнюю комнату, он буквально втолкнул туда Дюри.
— Барышня, — закричал он из-за спины Дюри, — я принес ваши серьги!
Услышав это, молодая девушка, которая, стоя на коленях, прикладывала холодные примочки к плечу и лопатке лежавшей на диване пожилой дамы, повернула голову.
Дюри не был подготовлен к этой сцене, им овладело смущение и непривычная робость: бестактность вторжения оловянной тяжестью налило его тело. Полураздетая пожилая женщина лежала на диване, ее правое пораненное плечо (впрочем, весьма тощее и непривлекательное), было совершенно обнажено; тряпка с компрессом лишь оттеняла его вялую бледность.
Пробормотав что-то вроде извинения, Дюри попятился к двери. Мравучан преградил ему дорогу:
— Ну-ну! Носа вам тут не откусят!
Молодая девушка, чье симпатичное, милое личико блистало свежей красотой, мгновенно набросила на раненую платье и тотчас поднялась с колен.
Ах, какая у нее была изумительная, стройная фигурка! Дюри показалось, будто склоненная лилия легко и плавно распрямилась во всей своей красе.
— Барышня, этот молодой человек нашел и принес ваши серьги.
Непринужденная улыбка тронула уголки ее губ (словно весенний солнечный лучик засиял в суровом кабинете бургомистра), она слегка покраснела и сделала почтительный реверанс, книксен истинной backfisch [16] : неловкий и все же очаровательный.
— Благодарю вас, вы так добры! Я рада вдвойне, ведь я уж поставила на них крест.
И, взяв маленькие сережки двумя пальчиками, принялась раскачивать их, словно это были видимые язычки невидимого колокольчика; ее прекрасная склоненная головка покачивалась в такт. Она и на самом деле была еще настоящим ребенком, только выросшим как-то вдруг, будто тополь!
16
Девочка-подросток (нем.).