Зоопарк в моем багаже
Шрифт:
– Хочешь, мы покажем твоей жене, какие танцы танцуют здесь в Бафуте? – спросил он, направив на меня длинный указательный палец.
– Очень хочу.
– Отлично, отлично... Тогда пойдем в дом плясок. – Он величественно встал и прикрыл узкой ладонью рот, сдерживая отрыжку.
Две его жены, молча сидевшие поодаль, подбежали к нам, взяли поднос с напитками и засеменили впереди. Фон повел нас через всю усадьбу к дому плясок.
Это было большое квадратное строение, вроде наших ратуш, но с земляным полом и всего лишь несколькими крохотными оконцами. У одной стены стояли в ряд плетеные кресла – так сказать, королевская ложа. Над креслами висели в рамках фотографии членов
– А теперь повеселимся! – с этими словами он наклонился и налил каждому по полстакана виски из только что откупоренной бутылки.
– Ваше здоровье, – сказал Фон.
– Будь-будь, – рассеянно отозвался я.
– Что это такое? – заинтересовался Фон.
– Как – что? – удивился я.
– Да то, что ты сказал.
– А, ты про "будь-будь"?
– Да-да, вот именно.
– Так принято говорить, когда выпиваешь.
– Все равно что "твое здоровье"? – допытывался он.
– Ну да, то же самое.
Он помолчал, только губы его шевелились. Очевидно, сравнивая, какой из тостов звучит лучше. Потом снова поднял свой стакан.
– Будь-будь, – сказал Фон.
– Твое здоровье! – отозвался я, и Фон откинулся на спинку кресла, закатившись смехом.
Явился оркестр. Три барабана, две флейты и наполненный сухой кукурузой калебас, который издавал приятный шуршащий звук вроде маримбы. Исполнителями были четыре парня и две жены Фона. Музыканты заняли места в углу дома плясок и, выжидательно глядя на Фона, стали выбивать какую-то дробь на барабанах. Фон, отдышавшись после приступа веселья, что-то властно рявкнул, и две женщины поставили посредине танцевальной площадки столик, а на него керосиновую лампу. Опять прозвучала барабанная дробь.
– Мой друг, – сказал Фон, – ты помнишь, как ты гостил в Бафуте и учил меня европейским танцам?
– Да, – ответил я, – помню.
Речь шла об одной из пирушек Фона, где я, вдохновленный радушием хозяина, решил показать ему, его советникам и женам, как танцуют конгу. Успех был огромный, но я думал, что за истекшие восемь лет Фон давно все это забыл.
– Сейчас я тебе покажу, – сказал Фон. Глаза его искрились.
Он проревел новый приказ. Около двадцати его жен вышли на середину и стали в круг, крепко держась друг за друга. Потом они присели, как бегуны на старте, и замерли в ожидании.
– Что они собираются делать? – прошептала Джеки.
В моей душе подымалось бесовское веселье.
– Похоже, – сказал я мечтательно, – что после моего отъезда он все время заставлял их танцевать конгу, и мы теперь увидим, чего они достигли.
Фон поднял вверх широкую ладонь, и оркестр принялся с жаром исполнять бафутскую мелодию в ритме конги. Все в той же странной позе жены Фона с серьезными, сосредоточенными лицами пошли вокруг лампы, на каждом шестом такте выбрасывая ногу в сторону. Зрелище было восхитительным.
– Мой друг, – заговорил я, тронутый спектаклем, – это же просто замечательно.
– Чудесно, – горячо подхватила Джеки, – они танцуют очень хорошо.
– Это тот танец, которому ты меня учил, – объяснил Фон.
– Да-да, я помню.
Смеясь, он повернулся к Джеки.
– Твой муж, он очень
Мелодия оборвалась, и жены Фона, робко улыбаясь в ответ на наши аплодисменты, поднялись и вернулись на свои места у стены. По приказу Фона внесли большой калебас с пальмовым вином и пустили его по кругу. Каждая танцовщица подставляла сложенные чашечкой ладони, чтобы получить свою долю. Воодушевленный этим зрелищем, Фон снова наполнил наши стаканы.
– Да, – предался он опять воспоминаниям, – твой муж силен танцевать и пить.
– Теперь уже не силен, – вступил я, – теперь я уже старик.
– Что ты, мой друг, – рассмеялся Фон, – это я старик, ты еще молодой.
– Ты выглядишь моложе, чем в прошлый раз, когда я приезжал в Бафут, – вполне искренне сказал я.
– Это потому, что у вас много жен, – добавила Джеки.
– Ва! Нет уж, – сокрушенно возразил Фон. – Я от них очень устаю.
Он уныло поглядел на стоящих вдоль стены женщин и пригубил виски.
– Они мне голову морочат, эти жены, – добавил он.
– Мой муж про меня тоже говорит, что я ему голову морочу, – сказала Джеки.
– Твой муж счастливый. У него только одна жена, а у меня их много, и они мне все время голову морочат.
– Но от жен большая польза, – возразила Джеки.
Фон недоверчиво посмотрел на нее.
– Без жен у вас не было бы детей, – деловито заметила Джеки. – Ведь у мужчины не может быть детей.
Это замечание вызвало у Фона такой приступ веселья, что я испугался, как бы его не хватил удар. Откинувшись в своем кресле, он хохотал, хохотал до слез. Наконец выпрямился и вытер глаза, все еще сотрясаясь от смеха.
– А твоя жена неплохо соображает. – Смеясь, он налил Джеки побольше виски во славу ее ума. – Ты была бы хорошей женой для меня, – добавил он, ласково гладя ее по голове. – Будь-будь.
Музыканты, которые зачем-то выходили из дома, вернулись, вытерли губы и с новыми силами принялись наигрывать одну из моих любимых бафутских мелодий – танец бабочки. Под звуки приятного, живого напева жены Фона вышли на середину и исполнили прелестный танец. Сперва они стояли все в ряд и делали руками и ногами какие-то замысловатые, чуть заметные движения. Потом две передних взялись за руки, а замыкающая, кружась, пошла вдоль ряда и вдруг стала валиться назад, но руки вовремя подхватили ее и поставили прямо. Танец продолжался, музыка становилась все стремительнее, все быстрее кружилась исполнительница роли бабочки, и две танцовщицы, которые держались за руки, все сильнее подбрасывали ее. В самый разгар танца Фон под радостные крики присутствующих важно поднялся с места и подошел к женщинам. Громко распевая, он тоже закружился, и его красно-желтая мантия превратилась в сплошное красочное облако.
– Я танцую, я танцую, и никто меня не остановит, – весело пел он, – но я должен следить, чтобы не упасть на землю, как бабочка.
Вертясь волчком, он шел вдоль шеренги жен. Его могучий голос заглушал их хор.
– Хотя бы они его не уронили, – сказал я Джеки, глядя на двух тучных коренастых женщин в голове шеренги, которые, держась за руки, с легким испугом ждали своего господина и повелителя.
Последний лихой оборот, и Фон повалился на спину, но жены удержали его, хотя и пошатнулись от удара. Падая, Фон раскинул руки в стороны и на секунду закрыл женщин развевающимися полами мантии, так что и впрямь стал похож на огромную разноцветную бабочку. Ермолка у него сбилась набок. Лежа на руках жен, он обратил к нам сияющее улыбкой лицо. Женщины поднатужились и поставили его прямо. Еле переводя дух, он вернулся на свое место и плюхнулся в кресло.