Зоопарк в моем багаже
Шрифт:
– Мой друг, это отличный танец, – восхищенно сказал я. – Сколько же в тебе силы!
– Да, – подхватила Джеки, тоже пораженная этим выступлением, – вы очень сильный.
– Это хороший танец, замечательный танец, – смеясь сказал Фон и машинально налил всем виски.
– У вас тут в Бафуте есть другой танец, он мне тоже очень нравится, – сказал я. – Помнишь, как ты танцевал, изображая коня?
– А, да-да, знаю, – подхватил Фон. – Это когда мы танцуем с лошадиными хвостами.
– Правильно. Ты как-нибудь покажешь этот танец моей жене?
– Ну, конечно, мой друг, – ответил Фон, наклонился
Одна из жен метнулась к двери. Фон повернулся к Джеки и улыбнулся.
– Сейчас принесут лошадиные хвосты, и мы потанцуем.
Вскоре женщина вернулась с целой связкой белых шелковистых конских хвостов длиной около двух футов. Они были вставлены в красивые рукоятки, сплетенные из кожаных ремней. Фону подали особенно длинный и роскошный хвост с рукояткой из синих, красных и золотых ремней. Он несколько раз взмахнул им, делая рукой изящные, плавные движения. Казалось, в воздухе перед ним плывет клуб дыма. Двадцать женщин, каждая с пучком в руке, стали в круг. Фон занял место в центре, сделал знак рукой, музыканты заиграли, и танец начался.
Танец конских хвостов, несомненно, самый красивый и яркий из всех бафутских танцев. Ритм его очень своеобразный: маленькие барабаны отбивают резкое стаккато на фоне глухого рокота больших барабанов, а бамбуковые флейты, пища и щебеча, выводят мотив, казалось бы ничем не связанный с барабанами и все-таки гармонично с ними сливающийся. Жены Фона медленно танцевали под музыку, идя по кругу частыми согласованными шажками и взмахивая у себя перед лицом конскими хвостами. А Фон кружился в центре против часовой стрелки. Он подскакивал, притопывал, вертелся, но как-то связанно и неловко, а рука его в это время невероятно гибким движением заставляла конский хвост плыть в воздухе и описывать красивые замысловатые кривые. Удивительная картина, трудно ее описать. Вот перед вами словно грядка плывущих по течению белых водорослей... А теперь Фон, покачиваясь, притопывает негнущимися ногами, будто неведомая птица с белым султаном, исполняющая брачный танец в кольце самок. Эта величественная павана[2] и плавный полет конских хвостов производили какое-то гипнотическое действие. Танец уже закончился под дробь барабанов, а у вас перед глазами все еще извиваются и колышутся белые плюмажи.
Небрежно помахивая конским хвостом, Фон грациозно подошел к нам, опустился в кресло и улыбнулся Джеки.
– Понравился тебе мой танец? – спросил он, отдышавшись.
– Это было чудесно, – ответила она. – Он мне очень понравился.
– Вот и хорошо, – сказал чрезвычайно довольный Фон.
Он наклонился, с надеждой поглядел на бутылку, но она, увы, была пуста. Я тактично умолчал о том, что у меня в рестхаузе есть еще виски. Фон мрачно разглядывал пустую посуду.
– Виски кончилось, – констатировал он.
– Да, – безучастно подтвердил я.
– Ладно. – Фон приободрился. – Будем пить джин.
Сердце у меня оборвалось. Я-то надеялся, что мы теперь перейдем на что-нибудь более невинное, вроде пива, отдохнем от спиртного... А Фон рявкнул что-то одной из своих жен, она убежала и тут же появилась снова с джином и горькой настойкой. У Фона было свое представление о том, как пить джин. Он наливал полстакана джина и подкрашивал его
Опять заиграла музыка, все пошли танцевать, парами и поодиночке. Ритм был подходящий, и мы с Джеки исполнили быстрый фокстрот. Фон ревел что-то одобрительное, его жены взвизгивали от удовольствия.
– Здорово, здорово! – кричал Фон, когда мы проносились мимо него.
– Спасибо, мой друг, – крикнул я в ответ, осторожно ведя Джеки между советниками, которые в своих пестрых мантиях были похожи на живую клумбу.
– Можно не наступать на ноги? – жалобно произнесла Джеки.
– Извини. В это время суток мне всегда трудно держать курс.
– Я вижу, – едко заметила Джеки.
– Почему бы тебе не станцевать с Фоном? – спросил я.
– Я уже думала об этом, но прилично ли простой женщине приглашать его?
– Уверен, что он будет в восторге. Пригласи его на следующий танец, – предложил я.
– А что танцевать?
– Научи его чему-нибудь, что пригодилось бы для его латино-американского репертуара, – сказал я. – Как насчет румбы?
– По-моему, в такой поздний час легче учиться самбе, – ответила Джеки.
Закончив фокстрот, мы вернулись к Фону. Он в это время подливал джина мне в стакан.
– Мой друг, – сказал я, – ты помнишь европейский танец, которому я тебя научил в прошлый раз, когда приезжал в Бафут?
– Помню, помню, отличный танец, – просиял он.
– Ну вот, моя жена хочет танцевать с тобой и научить тебя еще одному европейскому танцу. Ты согласен?
– Ва! – восхищенно рявкнул Фон. – Здорово, здорово. Пусть твоя жена учит меня. Отлично, я согласен.
Нам удалось найти в репертуаре оркестра мелодию, которая ритмом напоминала самбу. Джеки и Фон встали, все взгляды обратились на них.
Я чуть не прыснул, глядя, как они выходят на середину. Очень уж было потешно: Фон – шесть футов три дюйма, Джеки – пять футов один дюйм. Джеки показала Фону нехитрые основные па самбы, и, к моему удивлению, он легко их усвоил. Потом он обнял партнершу своими ручищами, и танец начался. Меня особенно потешало, что, прижатая к его животу, Джеки исчезала за полами мантии. Иногда казалось, что у Фона каким-то чудом отросла вторая пара ног и он кружится один. Было в этом танце еще что-то странное, я не сразу сообразил, что именно. Вдруг меня осенило: Джеки вела Фона. Очутившись возле меня, они широкими улыбками показали, как им весело.
– Ты отлично танцуешь, мой друг, – крикнул я. – Моя жена хорошо тебя научила.
– Да, да, – проревел Фон над головой Джеки. – Отличный танец. Твоя жена была бы мне доброй женой.
Потанцевав с полчаса, они вернулись к своим креслам, разгоряченные и усталые. Фон отпил добрый глоток чистого джина, чтобы восстановить силы, потом наклонился ко мне.
– У тебя чудесная жена, – сообщил он хриплым шепотом, очевидно, предпочитая не хвалить Джеки вслух, чтобы не зазналась. – Она здорово танцует. Она хорошо меня научила. Я дам ей мимбо... она получит особенное мимбо.