Зори над Русью
Шрифт:
Митрополит откинулся на подушки.
— Пусть войдет, какой есть, мне медлить недосуг. Мудрецы! Ухожу я туда, где «несть болезней и воздыхания», а вы тревожитесь, чтоб не застудить меня.
Послушник хотел возразить, но из сеней раздался голос:
— Полно, владыко, не от всех болезней помирают. Возраст твой преклонный, как хвори не быть.
— Хворь хвори рознь, — откликнулся Алексий, — не уговаривай меня, отец Сергий, не за тем звал тебя.
Сергий вошел, склонился перед митрополитом, ждал, когда тот благословит. Чуть звякнула цепочка. Сергий удивленно поднял глаза и, увидев в руках у Алексия золотой крест, испуганно отстранился.
— Не надо, владыко! Смолоду не был я златоносцем!
Алексий через силу улыбнулся.
— Не о злате речь. Сим крестом благословляю тебя, быть тебе по моей кончине митрополитом всея Руси.
— В Киеве митрополит Киприан сидит, он не чета мне, муж вельми ученый.
— Чужестранец он, — сказал митрополит и снова поднял крест.
Сергий обеими руками заслонился от креста.
— Не надо, владыко, пощади! Какой из меня митрополит, когда я у себя в Троице братию не осилю. Слабый я пастырь. Не волки, псы растерзают стадо мое.
Алексий обессилел, уронил руку. Росинки холодного пота блестели у него на лбу.
— Прости меня, владыко, пойми: не по силам мне посох владычный. Прости!
Алексий лежал с закрытыми глазами, на лице ни одна морщинка не дрогнет, только губы нет–нет да и прошепчут что–то беззвучно, и так же беззвучно плакал над ним Сергий, поняв, как трудно уйти из жизни человеку накануне того часа, которого всю жизнь ждал, часа смертной борьбы с поработителями. Внезапно митрополит поднялся на локтях, но силы уже оставили его, голова беспомощно запрокинулась. Сергий бросился, поддержал, встретился взглядом. В немощном, чуть слышном шепоте Алексия были для Сергия ясны и сила, и горький упрек:
— Кому отдам посох владычный? Кому? Ты оробел, отказался… смирением своим поступиться не захотел… Князь за попа Митяя просит. Не дам! Не дам ему посох, ибо пройдоха он… Господи, прости мя грешного, в смертный час свой попа обругал…
Алексий заметался, застонал. Сергий, почти припав ухом к его губам, еле понимал обрывки слов:
— …Не дам!.. Нельзя быть… Митяю владыкой…
Голос затих, потом Алексий глубоко вздохнул, глаза его прояснились. Взглянув на Сергия, он прошептал скорбно:
— Кто же ободрит Русь в час битвы? — Лицо митрополита стало строгим, голос чуть окреп: — Ты сам знаешь, с попов цари дани не берут, попы зато о здравии их молятся. Кто же алчность поповскую сломит? Кто народ ободрит, чтоб посмел он меч на Орду поднять…
Сергий выпрямился, ответил без колебаний:
— О том не кручинься. С попами мне не сладить, но, доколе жив буду, с Ордой не смирюсь, не замолкну. Но не во мне и не в попах корень. Народ русский не смирится!
Захлебываясь судорожными вздохами, Алексий повторил:
— Верю! Не смирится! Облегчил ты мне кончину… теперь иди, князя позови…
Сергий вышел, в сенях сказал Дмитрию Ивановичу:
— Владыка тебя зовет…
Едва дверь кельи закрылась за князем, к Сергию рванулся Митяй. Красные, сочные губы его сейчас дрожали и кривились подобострастной улыбкой. Сергий понял: душат попа Митяя и страх и зависть. Сказал просто:
— Не принял я, отче, посоха владычного.
Как не бывало улыбки на губах Митяевых. Поп выпрямился и, снова став статным, принялся оглаживать холеную бороду.
Сергий ушел в отведенную ему келью, открыл требник, но читать не мог. Мучили мысли: «Отказался… Так и надо было,. какой из меня митрополит… Отказался… попу Митяю власть отдал… Беда… Беда…»
Из оцепенения его вывел удар колокола.
«Свершилось». — Сергий поднялся с лавки, закрыл лицо рукой. Крупные слезы смочили ладонь.
Услышав звон колокола, народ сбегался к митрополичьей церкви Чуда архангела Михаила.
— Умер владыка?
— Знать, умер. Слышь, звонят.
— Сейчас узнаем, скажут.
На паперть поднялся архимандрит Чудова монастыря Елисей Чечетка.
Недаром так прозвали архимандрита, ходил он подпрыгивая, по–птичьи, а сейчас и головой вертел так же, поминутно оглядываясь на шагавшего за ним попа Митяя. Оба прошли сквозь толпу, скрылись в алтаре.
— Куда это, братцы, Елисей попа Митяя повел?
— Какой он тебе поп, какой Митяй? Он уже два года, как архимандрит Спасского монастыря, и во монашестве имя ему Михаил.
— Знаем, как он архимандритом стал. До обеда мирянином был, а после обеда его тот же самый Чечетка в монахи постриг и сразу же архимандритом поставил, над монахами начальником, над старцами старейшиной.
— Вестимо, так было, а на поверку — как был попом Митяем, так им и остался.
— Его князь любит.
— Вот то–то и оно. Обошел он князя. Сладкоречив.
— Льстивое слово всякому по нутру, а князю и подавно.
— А Митяй на лесть умелец.
— О себе он много думает. Видал — борода холеная, ряса шелковая.
— На то он и поп. Руки загребущие….
Внезапно разговоры смолкли, потом вся толпа загудела встревоженным ульем. На амвоне стоял Митяй, одетый в митрополичью мантию, на голове белый клобук, а на лице радость. Знал Митяй, что не тот час, чтобы радоваться, но скрыть радость не мог.
10. ВЛАДЫКИ
— Нет, Митя, зря ты уперся на том, чтоб быть Митяю митрополитом. Небось не знаешь, что в народе толкуют.
В глазах Дмитрия сверкнула лукавинка:
— Знаю! Говорят, что я книгам добре не учен, а поп Митяй зело книжен, вот он и обошел мою простоту.
Видя, что Владимир Андреевич от таких слов смутился, Дмитрий решил его доконать:
— Или и ты так же думаешь? А и в самом деле еллинской грамоты я не разумею, да и свои, русские книги читать недосуг.