Зощенко
Шрифт:
И говоря о всех перипетиях семейной и побочной личной жизни Зощенко, шедшей параллельно, об особенностях его поведения и поступков, следует признать, что эта сторона его бытия целиком подчинялась главной и в конце концов единственной у него жизненной потребности — потребности литературного творчества.
2. ОБРЫВ ПУБЛИКАЦИИ ПОВЕСТИ
Вторая часть «Перед восходом солнца» была опубликована в октябре, но начавшееся там «толкование снов», которое вообще отвергалось и осмеивалось воинствующими материалистами как вредная и антинаучная выдумка, уже не влияло, должно быть, на судьбу повести. Для руководящих партийных идеологов рассказ о реальной человеческой жизни был еще более неприемлемым, и решение прекратить публикацию приняли, видимо, исходя из первой части.
Как и предположил (и напророчил себе) Зощенко, книга «запнулась». Он верно угадал и место обрыва. Но упомянутые им как возможные «брань и даже скандал» в действительности оказались за пределами его воображения.
Впоследствии многие мемуаристы поминали как исходную точку запрета «Перед восходом солнца» разгромную статью в «Большевике», главном установочном журнале ЦК ВКП(б). То была действительно практикуемая механика узды и расправы. Но в данном случае статья «Об одной вредной повести» появилась в середине февраля 1944 года, спустя более трех месяцев после запрета. А перед нею, и тоже по пятам обрыва публикации, была еще статья в газете «Литература и искусство», где говорилось, что повесть Зощенко «противоречит лучшим, благороднейшим традициям нашей литературы. <…> Это пошлое и вредное произведение».
Таким образом, запрет был произведен по прямой начальственной команде, без предварительной газетно-журнальной подготовки. Некоторые специалисты по Зощенко уверены, что повесть отрицательно оценил сам Сталин и команда шла от него. Этот механизм также достаточно известен — Сталин, например, всегда лично рассматривал списки на присуждение премий его имени, вычеркивал или вставлял туда кандидатов по своему вкусу. Однако документальных доказательств его непосредственного участия в истории с повестью «Перед восходом солнца» не приводилось. Зато известно, что в октябре (или в начале ноября) секретарям ЦК ВКП(б) Г. Маленкову и А. Щербакову поступила докладная записка, составленная в управлении пропаганды и агитации ЦК, в которой начальство Управления, давая обзор по отделу художественной литературы, информировало этих партийных руководителей «о грубых политических ошибках» журналов «Октябрь», «Знамя» и «Новый мир». Кроме Зощенко, в список авторов-штрафников указанных журналов попали И. Сельвинский, В. Катаев, А. Довженко, А. Платонов, П. Лукницкий, Ф. Панферов… Документ, разумеется, готовился загодя и тщательно, но, судя по совпадению времени его появления с обрывом публикации повести Зощенко, эта повесть довела «критическую массу» допустимого тогда свободомыслия до предела и стала катализатором «оргвыводов» — прежде всего в отношении нее самой. Запретительная команда была дана, несомненно, из Управления пропаганды и агитации, где еще недавно разрешали повесть печатать. Но — разрешали чиновники, запрещали сановники, они точнее представляли себе предел допустимости и собственной безопасности и предчувствовали возможный поворот в поведении Вождя. Возглавлял управление Г. Ф. Александров, советский философ, академик, лауреат Сталинской премии, которого затем, в разгар «ждановщины», все же сняли с этого поста за либеральную трактовку истории западноевропейской философии. А тогда в подписанном им документе выдвигалось весьма грозное предложение: «Управление пропаганды считает необходимым принять специальное решение ЦК ВКП(б) о литературно-художественных журналах». Идея, как известно, была осуществлена в 1946 году. Очевидно, в разгар войны Сталин счел ее пока преждевременной. Но хорошо запомнил. И сделал после войны детонатором своей тотальной кампании подавления воскресшего в народе общечеловеческого духа, без которого невозможно было достичь Победы. Он вообще обладал исключительно цепкой памятью на идеи, которые потом использовал в своих целях.
То, что именно повесть Зощенко вызвала у партийных идеологов наибольшее раздражение, подтверждается дальнейшими событиями. В начале декабря было срочно проведено расширенное заседание президиума Союза советских писателей, на котором председатель правления ССП А. Фадеев выступил с осудительным разбором «Перед восходом солнца». А из трех литературно-художественных журналов, взятых на прицел в Управлении пропаганды ЦК, президиум ССП выбрал
Когда журналу «Октябрь» скомандовали прекратить публикацию повести Зощенко, в редакции, надо полагать, стало известно и о готовящейся акции по завинчиванию гаек в области литературы вообще. Подобная «утечка информации» допускалась для возбуждения страха у всех возможных виновников. Но судьба «Октября» и возглавлявших ее писателей была уже определенно связана с повестью «Перед восходом солнца». И Зощенко, естественно, считал своим долгом как-то помочь редколлегии журнала, хотел отвести удар и от них, и от себя. В этом стремлении он вполне мог, как им всем, наверное, казалось, опереться на свой советский потенциал, набранный в 30-е годы, на стойко сопровождавшую его в недавнем прошлом славу, на авторитетное общественное положение. Поскольку запрет на повесть был наложен в аппарате ЦК, надо было одолевать эту главную инстанцию. И Зощенко пишет письмо Сталину:
«Дорогой Иосиф Виссарионович!
Только крайние обстоятельства позволили мне обратиться к Вам.
Мною написана книга — „Перед восходом солнца“.
Это — антифашистская книга. Она написана в защиту разума и его прав.
Помимо художественного описания жизни в книге заключена научная тема об условных рефлексах И. П. Павлова.
Эта теория основным образом была проверена на животных.
Мне удалось собрать материал, указывающий полезную применимость ее и к человеческой жизни.
При этом с очевидностью были обнаружены грубейшие идеалистические ошибки Фрейда, а в свою очередь, доказаны большая правда и значение теории Павлова — простой, точной и достоверной.
Редакция журнала „Октябрь“ не раз давала мою книгу на отзыв, еще в период, когда я писал эту книгу, академику А. Д. Сперанскому. Он признал, что книга написана в соответствии с данными современной науки и заслуживает печати и внимания.
Книгу начали печатать. Однако, не подождав конца, критика отнеслась к ней отрицательно.
Печатание ее было прекращено.
Мне кажется несправедливым оценивать работу по первой ее половине, ибо в первой половине нет разрешения вопроса. Там приведен лишь материал, поставлены задачи и отчасти показан метод.
И только во второй половине развернута художественная и научная часть исследования, а также сделаны соответствующие выводы.
Дорогой Иосиф Виссарионович, я не посмел бы тревожить Вас, если б не имел глубокого убеждения, что книга моя, доказывающая могущество разума и его торжество над низшими силами, нужна в наши дни.
Она может быть нужна и советской науке. И еще, мне думается, что книга моя полезна людям как художественное произведение, ибо она осмеивает пошлость, лживость и безнравственность.
В силу этого беру на себя смелость просить Вас ознакомиться с моей работой, либо дать распоряжение проверить ее более обстоятельно, чем это сделано критиками.
И, во всяком случае, проверить ее целиком.
Все указания, какие при этом могут быть сделаны, я с благодарностью учту.
Сердечно пожелаю Вам здоровья.
Мих. Зощенко.
25 ноября 1943 г.
Гостиница „Москва“, № 1038».
Письмо, как видим, составлено было умно и умело не без опытных советчиков — с должной идеологической основой, на что делался главный упор, с глубоким уважением человека одновременно культурного и верноподданного, с готовностью учесть все указания и вместе с тем с чувством собственного достоинства пишущего. А в мировоззренческом плане то было письмо искреннего апологета разума и материалиста. Который, конечно, не мог и представить себе, что книга, «доказывающая могущество разума и его торжество над низшими силами», совсем не нужна грузинскому семинаристу, ставшему самодержцем всея Руси…