Зов Перводрева
Шрифт:
Я заорал и повалился в колотое стекло, покрывавшее пол.
Забавно. В эту лабораторию никто, кроме меня и рыцарей Ордена, войти не может. А последний оставшийся здесь рыцарь только что покончил с собой. А значит, меня никто не спасет, не вытащит отсюда.
Я сдохну здесь, расплавленный собственной магией. Я, как и всегда, откусил больше, чем могу проглотить. Эта интоксикация божественного теперь убьет меня. Инструкция для идиотов по работе с препаратом, которую я читал наверху, оказалась не такой уж идиотской. Мне не выдержать, зря я расколошматил эту реторту...
Моё
Острая боль в грудине.
Моя аура стремительно погасла, но уже почти лишившись чувств, я увидел, что препарат на полу все еще сияет.
Всё. А вот теперь темнота.
Смерть.
Глава 193 — В поисках Великой Мудрости
Желтороссия, провинция Шаньси,
Около восьми утра по Урганскому времени
— Ну и куда все пропали? — нетерпеливо осведомился барон Чумновский.
Этот был братом Старшего Чумновского, которого Саша Нагибин послал в метро вместе с Таней. Впрочем, воняло от Владимира Периайтовича не лучше, чем от его братца Старшего Чумновского.
В волосах у Владимира Периайтовича копошились какие-то клопы, а его громадное пузо под мундиром как-то странно шевелилось, будто из него рвались наружу орды глистов.
Чумновский Пете не нравился. Впрочем, Пете никто не нравился. Петя ненавидел людей, поскольку не видел в жизни от них ничего хорошего. «Люди — это реально тупое говно», как пела запрещенная Имперская группа Древосток.
И места жительства людей были не лучше самих людей. Взять хоть вот эту китайскую деревушку, освещенную первыми рассветными лучами... Если бы Петю кто-нибудь спросил, как ему это место, то Петя бы не ответил, а только поморщился в ответ. Деревушка напоминала реальный бомжатник. Красивыми здесь были разве что остроконечные черепичные крыши, в которых было нечто от изящества китайских иероглифов. Но в остальном...
Дома из кирпича представляли собой настоящее хаотичное нагромождение камня, как будто китайцы подобно муравьям просто хватали эти кирпичи и втыкали их в случайные места. Некоторые дома как будто слиплись друг с другом — один коттедж переходил в другой, а тот в третий. Мерзко. Хотя для Пети все было мерзко, и семичасовой перелёт в Китай, а потом долгое путешествие на убитом Бегуновъ-внедорожнике по не менее убитым китайским дорогам настроения парня ни фига не улучшили.
Кроме домов в деревне еще был мусор — он здесь валялся прямо на улицах, ветер катал по селу какие-то плетеные корзины, пучки сена, банки из-под кваса и рисового пива...
Еще рядом с селением текла река, судя по цвету, состоящая по большей части из грязи и дерьма. Это было тем более противно, что деревня была рыбацкой — между домов в узких проулках здесь местами сушились огромные сети. Значит, местные еще и питаются дерьмом. Впрочем, выяснить, жрут ли эти селюки дерьмо на самом деле, было просто не у кого. В деревне было много всего, но не было жителей. Из обитателей деревни Петин отряд, посланный в глубинный Китай искать культиваторов, обнаружил лишь одного облезлого пса.
Пёс был неагрессивен, даже повилял хвостиком, и Петя погладил его по голове рукой в перчатке. Собак Петя любил, в отличие от людей. Заметив такое настроение хозяина, слуга Пети перс Шашин бросил псу бутерброд с налимом. Китайский пёс бутерброд сожрал и остался доволен.
После встречи с собакеном они еще прошлись по деревне, но так больше никого и не встретили. И вот тогда Чумновский и начал вонять, во всех смыслах этого слова.
— Почему никого нет? Куда все делись-то? — возбухал Владимир Периайтович.
— Прячутся, — спокойно пояснил граф Соколов, — Я же уже говорил. В стране война, если вы не заметили, Ваше Благородие.
На плече у Соколова восседала какая-то остроносая птица, нечто среднее между орлом и чайкой. Эту птицу Соколов законтроллил еще у реки, где она ловила рыбу. По словам Соколова птица могла предупреждать об опасности. И сейчас она предупреждала — птица странно крикнула, уже третий раз за последнюю минуту...
— Война-то война, но куда все ушли? — продолжил негодовать Чумновский, — Не могли же местные просто раствориться!
— Молчи, вонючий лаовай, — со своей обычной непосредственностью потребовал триада Чен, — Ушли местные. Вон туда. В горы. Когда война — селянин всегда уходит. Такова его собачья доля.
Чен указал на желтые песочные утесы за грязной рекой. По поводу «гор» — это Чен, конечно же, погорячился. Назвать эти холмы горами можно было только с сильной натяжкой. Триада повёл своим холёным пальцем с идеально ровно остриженными ногтями чуть левее — там холмы были каменными, с острыми вершинами, на самом высоком холме торчало несколько кирпичных хибар.
— Монастырь, — сообщил Чен, — Тяньшань-Джихуэй. Храм Небесной Премудрости. Там культиваторы.
Чумновский захохотал так, что, казалось, у него сейчас взорвётся пузо:
— Чего? Вот это дерьмо из спичек и желудей — даосский монастырь? Что ты несешь, желторожий?
— Еще раз назовешь меня желторожим — окончишь здесь свою жизнь, вонючий толстяк, — холодно ответствовал Чен, — А монастырь не стоит на месте. Культиваторов гнали и запрещали, или ты забыл? Вот почему они кочуют по стране и прячутся в самым глухих уголках. Они постоянно переезжают с места на место, чтобы Охранка не нашла их. Но сейчас они здесь. Информация верная. Так сказал Мастер Свфан, а он врать не будет. Ты сам слышал. И вот этот сын шлюхи и пса тоже подтверждает.
Мастера Свфана они нашли час назад, в городке Лиши, в какой-то опиумной курильне. Благообразный седобородый старик напрочь отказался беседовать с лаоваями, а кроме того не владел русским языком, так что говорил с ним только Чен. Сам Мастер Свфан был то ли триадой, то ли культиватором, то ли вообще и тем, и другим одновременно. Петя так и не разобрался, кто этот дед.
Но Мастер Свфан после долгих уговоров сказал, что культиваторов, ведающих тайны пилюль, нужно искать именно здесь — в районе деревни Цуньчуань, на берегах грязной речки, название которой Петя не мог даже запомнить, не то что выговорить.