Зов Прайма
Шрифт:
— Сэйери... — чуть слышно произнесла спасенная девушка. — Меня зовут Сэйери.
Рика весело улыбнулась и собиралась было ответить, но все ее слова затолкнул обратно в горло оглушительный визг.
— СЭЙЕРИ!!! СЭЙЕРИ!!! — хохотала отрубленная голова демона, катаясь по земле вокруг них. — ТЫ УЖЕ ПОЧТИ МОЯ, СЭЙЕРИ!!
Взвизгнув еще раз, голова рассыпалась на темные угли.
— Сэйери... Сэйери... — пропело над головами взбудораженное эхо, постепенно
— Что ты наделала? Зачем заставила меня говорить?!
Девушка прыгнула на Рику и с силой пихнула золотой доспех своим маленьким кулачком.
— Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! Он почти завладел мной, остались только глаза, мои глаза...
Сэйери просыпалась. Ее тело подернулось чуть видимой рябью, переходящей в волну, и стало полупрозрачным.
— Слушай меня внимательно, Сэйери! И ничего не бойся, я смогу защитить тебя, обещаю! Мне кажется, я знаю, кто такой Шааз! — как можно быстрее заговорила Рика, торопясь сказать больше, пока девушка еще не исчезла из этого мира.
— Только мои глаза... — в отчаянии повторила Сэйери, окончательно просыпаясь.
5.
— Скри-и-и-и, — грустно пожаловалось на свою нелегкую жизнь колесо телеги.
— Скри-и-и-и! — безрадостно повторил сидящей на своей любимой жердочке нахохлившийся Онко.
Еще бы — выезжать из замка и пускаться в дорогу в такую рань. Такого и докту стыдно было бы пожелать. Предрассветный туман обволакивал повозку почти осязаемой пеленой, не пуская дальше и предлагая вернуться обратно в Чертог, но Сэйери была непреклонна. Вперед и только вперед, разрезая туман колесами, подальше от Чертога покоя, от его странной леди, способной входить в чужие сны и от Шааза. Может, в низине он отстанет от нее? Ведь до этих двух ночей демон не беспокоил девушку вот уже два месяца кряду.
— Торопишься? Ах, мне так жаль! Леди Аэрика была так расстроена, ведь ты даже не попрощалась!
Прозвучавший над ухом звонкий голос заставил Сэйери подпрыгнуть на месте. Маленькая гостья сидела на крыше повозки, свесив вниз миниатюрные ножки, и болтала ими в воздухе. Она появилась так неожиданно, что гадалка не могла с уверенностью сказать, догнала ли Налани их только что, или же всю их получасовую дорогу от Чертога покоя она ехала на крыше повозки, притаившись или попросту уснув.
— Слепая девчонка? — спросил Онко, недовольно косясь на крылатую девочку.
Налани удивленно выгнула бровь.
— Бабушка Джиа любит меня так называть, — вздохнув, объяснила Сэйери. — Впрочем, это долгая история.
— А я и не тороплюсь, — сказала Налани. — Может, пройдемся пешком?
— Ты догнала меня, чтобы вернуть обратно в Чертог? — напрямую спросила гадалка. — Хотя, я не понимаю...
— Нет-нет, я вовсе не собираюсь тебя возвращать! — уверила ее маленькая гостья. — И леди Аэрика тоже, хотя она сильно расстроилась. Леди Аэрика уважает твой выбор, Сэйери.
— Ну, давай пройдемся, — согласилась гадалка, спрыгивая с повозки на покрытую инеем хрустящую траву, и откуда-то понимая, что этой героине она ни в чем не сможет отказать.
В понимании Налани «пройдемся» обозначало то, что идти будет только Сэйери, а она сама будет спокойно сидеть на плече девушки, свободно болтая ногами и иногда неосторожно пиная гадалку в бок маленькой острой пяткой.
— Так почему твоя бабушка зовет тебя «слепой девчонкой»? — спросила Налани.
Сэйери понимала, что вовсе не этот вопрос беспокоит миниатюрную героиню, но не ответить не могла. Во-первых, это была ее территория, лордство ее леди. А во-вторых, маленькая проказница почему-то вызывала у Сэйери безосновательное и даже чуточку странное чувство глубокой симпатии.
— Потому что я должна оставаться слепой в своих снах, — ответила девушка.
Налани молчала, и гадалке пришлось пояснить.
— Я — настоящий Мастер сновидений, чтобы там ни говорила моя бабушка. Я долго училась этому, и мое мастерство состоит не только в гадании на картах и составлении амулетов. Мастера сновидений спят с открытыми глазами, потому что способны видеть в мире снов. И так вышло, что именно этого мне делать как раз нельзя. Поэтому бабушка Джиа всегда завязывает мне на ночь глаза.
— Твоя бабушка тоже Мастер сновидений? И она тоже спит с открытыми глазами? — вставила вопрос Налани.
— Да, и я училась у нее долгие двенадцать лет, прежде чем смогла называть себя Мастером. Но я никогда не видела бабушку Джиа спящей. Она как будто вообще никогда не спит, только сидит в повозке и смотрит назад, на уходящую вдаль дорогу.
— Так почему же она завязывает тебе глаза по ночам? — наивно хлопая ресничками, спросила Налани.
— Из-за Шааза.
Открытие этих тайн было похоже на демонстрирование чужим людям своего нижнего белья. Также мерзко и стыдно. Но маленькая Налани не кривила в пренебрежении носик и не отводила в смущении глаза. Она как будто понимала, что чувствует ее собеседница. И Сэйери захотелось рассказать еще, открыться ей еще больше.
— Шааз — это демон из моих снов. Я не знаю, откуда он взялся, но бабушка Джиа говорит, что он пришел на мой зов, потому что я грязная и злая, — девушка невесело усмехнулась. — И еще она говорит, что рано или поздно он поработит меня, завладеет моим разумом и сможет управлять моим телом. Но для этого я должна сама впустить его — протянуть ему руку, прикоснуться к нему, заговорить с ним, взглянуть на него. Для того она и завязывает мне глаза — чтобы демон не смог их увидеть.
Гадалка нагнулась и машинально подобрала с земли маленький плоский камешек, нащупала в кармане оторвавшуюся от платья нитку и стала тщательно наматывать ее на его гладкую холодную поверхность.
— Хотя вряд ли Шааза это остановит, ведь он такой хитрый. Так что, рано или поздно, но он найдет способ взглянуть в мои глаза, и тогда я стану страшным монстром, а может и чудью. Я убегу в лес и буду подстерегать путников на ночных дорогах, чтобы глодать их останки и пить костный мозг. А потом меня убьет какой-нибудь герой.
— И давно тебе снится этот Шааз, — хмуря милыми морщинками лоб, спросила Налани.
— С пяти лет. С тех пор, как родители отдали меня бабушке Джиа.
Сэйери как будто прорвало. Она открывала рот, и из него самостоятельно выскакивали все ее тщательно хранимые личные секреты. И на душе от этого становилось так легко, что вовсе не хотелось останавливаться. Хотелось только продолжать говорить, рассказывать все больше и больше этой милой и понимающей собеседнице.