Зов сердца
Шрифт:
– Мне жаль господина Вертона, – тихо сказала Лалита. – Он так влюблен в тебя, Софи.
– Так и должно быть! Но, откровенно говоря, мне он всегда казался нудным!
Лалита знала, что Джулиус никогда не интересовал Софи. Его страстные письма оставались нераспечатанными. Цветы оставляли Софи равнодушной, и она неизменно жаловалась, что его подарки недостаточно хороши.
– Который час? – спросила Софи из-за туалетного столика.
– Половина восьмого.
– Почему ты до сих пор не принесла мне поесть? Мне нужно подкрепиться
– Во сколько вы встречаетесь с его светлостью?
– Он будет в церкви в половине десятого, но я намереваюсь заставить его ждать. Пусть помучается, думая, что в последний момент я могу отказаться.
Не успела Лалита выйти из комнаты, Софи распорядилась:
– И пошли моему жениху записку. Она на моем столе.
Адрес на записке был нацарапан обычным неряшливым почерком Софи. Лалита на мгновение остановилась, держа письмо в руках, с чувством, что Софи совершает нечто такое, о чем потом, возможно, будет горько сожалеть. Но, сказав себе, что это не ее дело, Лалита спустилась по темной узкой лестнице вниз.
Слуг в доме не хватало. Каждый пенни своих скудных средств леди Стадли тратила на арендную плату за дом и на наряды Софи.
Страдала от этого только Лалита. В Лондоне она работала с утра до поздней ночи и была одновременно и поварихой, и горничной, и компаньонкой, и посыльной.
Мачеха ненавидела ее и после смерти отца перестала скрывать свою ненависть, особенно здесь, в Лондоне, где не было слуг, которые знали Лалиту еще ребенком. Теперь девушка выполняла самую грязную работу, и ее жестоко наказывали, если она осмеливалась возражать.
Иногда Лалита думала, что мачеха желает ее смерти, и это было не так уж далеко от истины. Только она знала правду; знала тайны, на которых леди Стадли строила новую жизнь для себя и для своей дочери.
Когда Лалита заболела, леди Стадли запретила слугам ухаживать за ней. Пока она лежала у себя в спальне, ее даже не кормили. Чтобы не умереть от голода, Лалита вынуждена была спуститься вниз.
– Если ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы есть, значит, ты можешь работать! – сказала ей мачеха, и Лалита снова впряглась в домашнюю работу, которую никто и не собирался делать, пока она болела.
Сейчас, направляясь по холодному каменному полу в кухню, Лалита видела, что кругом царят грязь и беспорядок. Но кроме нее, не было никого, кому можно было бы приказать все вычистить. Оставалось лишь надеяться, что мачеха не обратит на это внимания.
Кухня была унылая и полутемная. Слабый свет едва проникал через окно, которое находилось ниже уровня тротуара. Грум сидел за столом и пил пиво. Неряшливая женщина с седыми волосами, которые выбивались из-под поварского колпака, что-то готовила на плите. Это была иммигрантка из Ирландии. Наняли ее три дня назад. Готовить она не умела, но никто не соглашался работать за такое скудное жалованье, которое предлагала леди Стадли.
– Не могли бы вы передать это письмо вдовствующей герцогине Йелвертон? – спросила Лалита. – Это где-то на окраине Уимблдона.
– Пойду, когда допью свое пиво, – ответил грум, не сделав ни малейшего усилия, чтобы встать. Слуги быстро поняли, что она в доме – последний человек, и не особо старались исполнять ее распоряжения.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Лалита и обратилась к поварихе: – Мисс Стадли хотела бы поесть.
– Пока ничего нет. Жаркое еще не готово.
– Наверное, есть яйца, можно приготовить омлет.
– Я не могу отрываться от готовки.
Ничего другого Лалита и не ждала. Она нашла сковородку, вычистила ее и сама занялась приготовлением омлета с грибами для Софи. Потом положила на тарелку тосты, поставила на поднос масленку и кофейник с горячим кофе.
Грум неохотно встал, ворча, что уже слишком поздно тащиться в Уимблдон.
– Разве это не может подождать до завтрашнего утра? – недовольно спросил он.
– Вы знаете ответ на ваш вопрос! – проговорила Лалита и пошла наверх, размышляя, что сказала бы ее мать, если бы услышала, как разговаривают слуги в ее присутствии.
При мысли о матери к глазам девушки подступили слезы. Она чувствовала, что очень устала. За день ей пришлось переделать много разных дел. Ноги у нее болели, хотелось присесть и отдохнуть, хотя бы на мгновение. Но пока весь дом не засыпал, ей это редко удавалось.
Лалита открыла дверь спальни Софи.
– Куда ты запропастилась? – недовольно спросила она.
– Я делала омлет. Больше ничего не было.
– Почему нельзя заказывать столько продуктов, чтобы всегда под рукой их было достаточно? – проворчала Софи. – Ты просто безнадежная тупица!
– Мясник больше ничего не будет отпускать, пока мы не оплатим его счета, – сказала извиняющимся тоном Лалита, – а сегодня утром и торговец рыбой сказал, что больше не даст нам в кредит даже куска трески.
– У тебя всегда полно оправданий. Ладно, давай свой омлет. – Омлет был просто восхитителен. – Налей мне кофе, – приказала Софи, покончив с ним.
– Я слышала стук дверного молоточка, – сказала Лалита, прислушавшись. – Джим понес твою записку к Йелвертонам, а повариха открывать не станет.
– Так поди открой! – распорядилась Софи.
Лалита открыла парадную дверь, и ливрейный лакей вручил ей письмо.
– Для мисс Софи Стадли, мисс!
Лалита подумала, что это, должно быть, еще одно любовное письмо из тех, что приносили Софи ежечасно.
Девушка пошла наверх, но услышала крик из задней комнаты, где помещалась спальня леди Стадли.
Лалита положила письмо на стол в прихожей и пошла в комнату мачехи.
Леди Стадли была уже одета для приема, на который должна была отправиться через полчаса.