Зов скитальца. Том второй

Липарк Михаил

Письмо закончилось. Я слез с узницы, навалился на стену и схватился за голову.

После этого послания прошло много лет. Неужели все дети, которых я увижу, едва выйдя из этого карцера обречены жрать сердца. Изгои сами не понимают, что выбрали для своих потомков путь жестокости и насилия, согласившись на авантюру, которую предложил ректор. Уродство снаружи не так вредит жизни окружающих, как уродство внутри. На которое Таарис обрек всех детей изгоев. За эти годы тут могут быть целые полчища купидонов. И быть может, отдавая скитальцев в армию короля старый эльф просто-напросто освобождает места для тех, в

ком вот-вот проснется жажда. Только вот теперь нет того, кто ждет несчастных купидонов у самого ядра этой планеты. Стало быть, дальнейшая судьба излеченных от мутаций детей неизвестна. Нужны ли они все еще Таарису?

Я долго не мог заснуть. Сначала мешали мысли, а потом стоны пробудившейся Айлии. Но развязывать ее было нельзя. Из-за своей ярости узница убила бы меня прежде, чем я попал на суд.

Так, проспав неспокойным сном, то засыпая, то просыпаясь, я дожил до утра, когда дверь в карцер отворилась, а на пороге появились два изгоя. Оба орка.

— Ты зачем его сюда запихнул? — ругался один из них с неестественно огромной нижней губой. — Эрмунд запрещал садить в одну камеру с девчонкой кого-либо!

— Нам сказали увезти его в карцер, мы и увели. Никаких других указаний не было.

— Молись, чтобы с ней все было в порядке. Иначе старейшина с тебя три шкуры спустит. Эй, что здесь случилось?

Орки подбежали к девчонке, развязали ее и подняли на ноги. Убедились, что жива. Один из них подошел ко мне, схватил под силки и поднял над землей.

— Ты что с ней сделал, урод? — яростно завопил он.

— Ничего, — ответил я. — Ничего. Я просто обезвредил ее. Она нападала. Пришлось связать.

— Молись, чтобы так оно и было, иначе… Хотя, ты все равно не жилец. Донг, проверь, чтобы с девчонкой все было в порядке. А этого…уже ждут в Капитолии.

Орк опустил меня на землю, снова надел на мою голову мешок и повел прочь. На суд.

Темнота. Оживленные голосами улицы. Холод. Из-за ветра он чувствуется еще сильнее. Меня вели некоторое время пока наконец не сняли мешок с головы.

Я в клетке. Посреди доисторического амфитеатра. Полуразрушенного. Видел такие и в своем мире. Видимо здесь их также когда-то откопали, а теперь вот используют по назначению. Над всем строением огромный навес, защищающий арену и всех зрителей от дождя и снега. Вот он натянут относительно недавно. Ввиду погодных условий.

Все трибуны заполнены изгоями. На первом ряду сидят изуродованные радиацией орки, люди, эльфы и гномы. Все разных возрастов. В мантиях одного и того же цвета — белого. Похоже они здесь главные. Неужели в руках этих…двенадцати существ моя жизнь?

Поворачиваю голову налево. Не может быть. Точно в такой же клетке сидит Рогнус — оружейник, который привел меня сюда.

— Я смотрю тебя так и не простили, — ухмыльнулся я, зная, что теперь у меня имеется запасной план, с которым меня точно не убьют. Ну в крайнем случае предоставят сделать это дракону.

— Можешь скалиться сколько угодно, купидон, — огрызнулся оружейник. — У меня, в отличие от тебя, сегодня есть шансы на положительный исход.

Тем не менее лицо у изгоя было не радостное. Скорее наоборот. Видимо он надеялся на прощение, а его еще на суд потащили. Как бы не пытался он скрыть своего волнения, но напряжение я даже отсюда чувствую.

— А что ты сделал? Почему тебя изгнали? — спросил я уже более дружелюбно.

— Не твое собачье дело, — огрызнулся Рогнус.

— Как хочешь, — я пожал плечами. — Можно было бы скоротать время, пока не пришел тот, кто, судя по всему, будет стоять за той тумбой.

Я кивнул головой в сторону белой тумбы, на которой лежит небольшой молоточек. Там точно будет стоять судья.

— Послушай. Так получилось, что я провел ночь в одном карцере с гонцом. Девочка с выколотыми глазами… — задумчиво произнес я.

— Что? Эти придурки посадили тебя в одну камеру с дочерью старейшины?

— Она…дочь Эрмунда?

— Формально. Изгои убивают гонцов сразу после того, как их тела становится невозможно использовать под письмена. Айлия осталась жива лишь потому, что старейшина не смог смириться с ее смертью. Она сидит в катакомбах уже… — изгой задумался. — Лет пять или шесть. Я думал девка давно подохла.

Изгои на трибуне все громче обсуждают нас. Поднимается галдеж. Это позволяет нам с Рогнусом спокойно переговариваться.

— Почему не использовать обычную бумагу, как все остальные?

— Потому что такие послания нередко не доходят до адресата. А в мире, где на тебя может напасть чудовище или бандиты, вероятность потери еще выше.

— А разве человека не могут убить? В этом случае послание тоже не дойдет до адресата, — хмыкнул я.

— Гонцами становятся только девочки с особыми способностями. Их забирают из родительского дома в раннем возрасте и совершают ритуал перерождения, который делает их практически неуязвимыми. Такие дети не горят, не тонут, не чувствуют холода, не изнемогают от жары… Любая физическая боль не доставляет им никакого дискомфорта. А ловкость и скорость помогает избегать опасности на дороге. Единственный минус — это все возможно только если лишить их дара речи…

— Отрезать язык?

— Все правильно. Из него делают специальный отвар…

— Не надо подробностей, — перебил я. — Ты сказал, что они практически бессмертны… Как в таком случае их все-таки убивают?

— Обратный ритуал. Тогда их лишают еще и зрения. Но в случае с той, кого ты видел в катакомбах, его не довели до конца. Старейшина выбрал для нее путь мучений. По крайней мере, он так аргументировал свое решение. Пока она сидит там, никто не скажет ни слова.

Да уж. Бедная девочка. Дочь старейшины и с такой сложной судьбой. Но возможно я могу использовать это в своих интересах. Какой отец не хочет спасти свою дочь?

— Всем встать! — крикнул горластый из первого ряда. Тоже в мантии.

Все присутствующие в один миг поднялись на ноги и бросили взгляды на вход. Из арки вышел худощавый высокий седой человек. Этот одет в мантию черного цвета.

Старейшина медленным шагом подошел к тумбе. За тумбой висит хоругвь с изображением весов. На одной чаше лежит топор, а на другой горсть монет. Видимо они символизируют смерть и свободу. Неужели деньги ценятся здесь также как везде? Хм. Я еще спрашиваю.

— Приветствую вас, избранные, — судья навалился на тумбу обеими руками. Сквозь его левую щеку видны желтые зубы. Радиация, мать ее. — Сегодня перед судом предстанут Рогнус, изгнанник из лагеря у Зараженных Холмов. Наш брат и чарователь мечей. А также Кайлан с Закатных Гор. Скиталец.