Зов Уршада
Шрифт:
— Юля, внутри сразу покажи мне тех, кто тебя бил.
Внутри, между дубовых балок, вращались квадраты и ромбы розового, салатного, карминового цветов. Окон я не заметила. На возвышении неуклюже обнимались две голые девушки. Еще одна разносила напитки. Две сидели на коленях у пожилых горцев.
Мне хватило песчинки, чтобы уловить различие. Двое белолицых мужчин, развалившихся в глубоких креслах, сильно отличались от пятерых поджарых горцев. Кроме того, от всех мужчин, находящихся в зале, ощутимо разило властью. Они не смотрели
Запах власти трудно с чем-то спутать.
— Вот этот и тот! — стуча зубами, указала Юля. — А вон тот, он меня не бил. Я ему сказала, что нас менты крышуют, а он заржал и сказал…
Нас заметили. Горцы скинули с себя женщин, привстали. Я швырнула в них формулу льда и формулу боли. Шар под потолком вспыхнул и погас. Полопались бутылки со спиртным. Музыка смолкла. Но свечи на низких столиках продолжали гореть.
— Так что он сказал? — Я взяла девочку за руку и направилась к тому, на кого она указала.
— Он… он сказал, что днем я могу… короче, что днем я могу сосать, кому хочу, а вечером… если еще раз меня увидят в районе, отрежут уши.
Формула льда бьет, как узкая струя, не зацепляя всех; голые девушки разбегались с криками. На бегу они чуть не повалили Кой-Коя. Ведь, несмотря на громоздкую внешнюю оболочку, перевертыш оставался щуплым тонкоруким человечком, не достигавшим в росте моего плеча.
— Надо забрать их бумаги, иначе нам никто не поверит. — Рыжая Юля стала хватать и запихивать в сумку все, что лежало на столе: те-ле-фо-ны, кожаные книжечки с документами, какие-то еще предметы.
— Кой-Кой, переведи ей, что мне наплевать на других. Мы обещали освободить ее от покровителей, больше нам ничего не надо.
Двое стонали в креслах, не в силах шевельнуть рукой. Формула боли действует недолго, но после нее человек потеет так, словно у него медленно выдирали все зубы. Крайний слева горец очнулся и выхватил пистолет. Наверное, после удара током я еще не до конца восстановила силы. Я толкнула Юлю влево, Кой-Коя — вправо, а сама покатилась вперед в танце «мотылька», скручиваясь для атаки. Две пули пропели надо мной осиные песни, прошили бумажную стену и продолжили полет где-то снаружи.
Кой-Кой открыл огонь сразу с двух рук. Спустя пять секунд патронов у него не осталось, а в зале, благодаря россыпи дыр, стало гораздо светлее. Троих горцев раскидало по стенам, спасти их не смогли бы и лучшие знахари Великой степи. Признаюсь, у меня пропал дар речи, когда я увидела, как работает оружие четвертой тверди. В клочьях порохового дыма надсадно кашляла Кеа. Белолицые мужчины стояли на коленях, послушно сложив руки на затылках.
Они умели достойно встречать поражение.
Дымящиеся автоматы Кой-Кой отшвырнул на ковер и ловко вытащил из-за пазухи следующие.
— Полковник Харин… — прочла Юля в книжечке. — Ух ты, замначальника… тра-ля-ля… так он же почти самый главный мент в городе, один из замов!
— Кой-Кой, что она там нашла? Я не понимаю.
— Женщина-гроза, она говорит, что мы поймали крупную дичь. Девочка говорит, что этот полковник должен был ловить и отправлять в зиндан разбойников, продающих женщин. Вместо этого он собирал деньги и с них, и со своих пелтастов из районных отделов.
— Домина, мы наделали много шума, — подала голос Кеа. — Я чую, сюда торопятся стражники на машинах. Нас кто-то предал. Они окружают судно.
— Лучше вам сложить оружие, — примирительно заговорил полковник Харин. — Я гарантирую, что вам дадут уйти. Давайте расстанемся, и никто не будет в обиде…
— Домина, сзади!
Но я уже заметила, я прыгнула в сторону, оттолкнув в угол корзинку нюхача. Из скрытой за портьерой дверцы выскочили трое, все с короткими пистолями, похожие, как близнецы. Им требовалась песчинка, не больше, чтобы оценить поле боя, но эту песчинку я им не подарила.
— Держите его! — крикнула я, а сама кинулась навстречу гостям. Краем глаза я заметила, что Харин уже не стоит на коленях, а вскочил и пытается прорваться к выходу.
Я швырнула этим троим в глаза формулу египетской тьмы, сама прянула вперед и вправо, трижды взмахнув накидкой в танце «косули у ручья». Поскольку слева от них была стена, естественно, они поворачивались вместе с оружием в другую сторону, и четыре пули просвистели мимо. Обычному бойцу в голову не приходит, что противник катится ему навстречу, да еще и в тупик. Для стрельбы хочется развернуться лицом к открытому месту. Тьма еще не закрыла моим соперникам глаза, а в хилой обшивке брига уже появились четыре очередные яркие дыры.
— Вот она, сука! Держи ее!
— А-а-а, глаза, мои глаза!!
Кой-Кой легко настиг убегающего полковника. Он упал ему под ноги мягким ковриком и тут же скрутил лодыжки врага железными путами. Длинный Харин грохнулся, едва не проломив череп. Где-то истошно визжали девушки.
— Домина, на набережной пять машин и люди с оружием. Они целятся в корабль, но пока боятся идти!
— Внимание, на борту-ту-ту! Вы окружены-ны! Предлагаю немедленно сложить оружие-е! — громоподобный голос полетел над водой.
Первый из моих противников яростно тер глаза, махая дымящимся пистолем. Я использовала прием кузари-дзютцу, но за неимением цепи пришлось орудовать шнуром с гирькой. Я сорвала с пояса один из шнуров, отягощенных металлом, и накинула на шею второму. Пока этот рослый дурак сражался с удавкой, я сделала три кувырка, всякий раз меняя направление. Третий охранник выстрелил в меня трижды. Он разбил бутылку с вином, попал в мертвого горца и под конец — застрелил второго белолицего, помощника Харина, который в драке участия не принимал. Тот честно стоял на коленях, стуча зубами, и получил пулю в живот.