ЗОВ.Три истории
Шрифт:
Рация снова зашипела и выдала:
– Держитесь там? Коробки скоро прибудут. Ждите. Прием…
– Понял вас. У нас трехсотый тяж и я так по мелочи. Прием.
– Принято. Кроем пока артой заборчик, чтоб чубы не полезли. Прием..
– Принято. Держимся. Ждем. Прием.
– До связи.
– Так что прошу не путать с современными представителями этой партии, хотя, тут и говорить нечего, и тогда было много проходимцев, бездарей и прилипал разных мастей во власти. Хотя, я все-таки думаю, что отец знал, ну или догадывался, ведь мама его, моя бабушка, была православная, кстати, толком и неграмотная
В общем и целом, Бог меня видимо любил. Он всех любит. Так, по крайней мере, утверждают. У меня порой в голове не укладывается лишь одно: как может Бог всех любить… – Олег грустно покачал головой. – Хотя, на тот Он и Бог. Это мы в серости погрязли и заигрались в любовь и ненависть.
Снова взрывы раздались неподалеку от места, где они лежали.
– Вот хохлы неугомонные, блин.. – тихо произнес Олег. – Не дают насладиться рассказом о социалистической идиллии.
– Их сейчас колбасит от мысли одной, что они так глупо прощелкали этот опорник, который бетонили и крепили лет восемь, так что все сейчас по плану их жизни: так не доставайся ты никому. – Произнесла Злата. – Это видимо у них в крови…
– Однако, молодежь, вы циничные товарищи. – Усмехнулся Виталий. – Это война. Всегда и везде, те, кого вышибли откуда-то, пытаются или отбить потерянное, или сровнять с землей утрату, да и желательно вместе с теми, кто их так бодренько опрокинул через плечо.
Олег застонал, видимо действие обезболивающих начинало слабеть.
– Златуся, зайчик, – Виталий попытался как-то нежнее и более мягко попросить ее, – не могла бы ты, – он немного поморщился, – порыться в аптечках вон тех 200х.. Хохлам лекарства уже ни к чему, а вот нам бы не помешали.
– Пошарь по окопу, а я вот этого голубчика расписного раздербаню. – Виталий кивнул на труп националиста, свисавшего вниз головой сбоку окопа практически над местом, где они сидели. Была видна его рука, вся в крестах, рунах. Рука молодого и крепкого парня, рука, которая уже никогда не обнимет свою мать и не сделает ничего уже в этой жизни.
Злата осторожно отодвинулась от раненого Олега, который полулежал, прислонившись к ней и стенке окопа, справа от нее, и, постоянно пригибаясь от слышавшихся взрывов и свиста пролетавших пуль, направилась «шерстить» аптеку лежащих неподалеку трех убитых украинских военнослужащих.
Улов был по лекарствам достойный. Злата умудрилась найти в полуразрушенном железобетонном доте большую медицинскую сумку полевого санитара, где, к общей радости, были даже несколько капельниц с физраствором и общестимулирующими лекарствами, которые были как нельзя, кстати, раненому Олегу.
Злата вернулась, таща со счастливым видом на лице, эту огромную сумку, ловко приладила неисправную СВД в качестве штатива для капельницы и поставила катетер Олегу в вену в районе бицепса, уселась между ними, снова положив голову Олега к себе на плечо.
– Так. На чем я остановился… – Виталий посмотрел на ребят. – В общем, поступил я с грехом пополам. Учебу пропущу, скажу лишь, что был «классическим залетчиком», несколько раз висел буквально на волоске от отчисления из военки, но исключительно по причине своего поведения
Шатл – это сами знаете – космический корабль многоразового использования, ну а в нашей курсантской среде это была длинная серия нарядов вне очереди – такое наказание есть, когда волей-неволей приходилось порой чуть ли не самому себя сменять в наряде, иначе, к примеру, короткий зимний двухнедельный отпуск мог просто помахать ручкой…
– В училище я близко сошелся с несколькими сокурсниками, с которым после выпуска, хотя и разлетелись по всем окраинам России, более-менее регулярно держал связь. Потом… – Виталий прищурил глаза, лицо его напряглось, желваки выступили на скулах. – одним словом все мы стали гражданскими, каждый в свое время вдоволь нахлебался развалом и бардаком, но сейчас не об этом речь.
Он осознанно умолчал о том, как молодым лейтенантом оказался в «командировке» в Анголе и, волею судьбы, или ее очередной странной причуды, стал участником легендарных событий, названных позднее «Ангольским Сталинградом».
Это была большая ангольская деревня, расположенная на юге страны и которую кто-то видимо обладающий неимоверным чувством юмора или галактического уровня сарказмом назвал городом, да еще и в придачу с причудливым местным названием Куито-Куанавале. Не надо искать смысла глубинного в этом названии – просто место слияния двух ангольских рек Куито и Куанавале.
Виталий никогда не мог забыть эти несколько месяцев жуткой осады и героической обороны кучки жалких лачуг и полуразрушенных административных зданий, где были прижаты к месту слияния рек с полусотни советских военспецов и чуть побольше роты кубинцев. Ему до сих пор часто снятся сны, в которых он все такой же молодой, задорный и безбашенный лейтенант, суетящийся возле одного из немногих неповрежденных минометов, которые на импровизированных носилках таскали между разрушенными домами кубинцы, а он стрелял по наступающим юаровским частям, вызывая у них неподдельное удивление и недоумение, ведь по всем их сведениям, практически вся ствольная артиллерия, танки и несколько бронемашин были сожжены и уничтожены.
Об этой истории из своей жизни Виталий просто не любил рассказывать. И вовсе не потому что ему было стыдно, вовсе не по причине какой-то моральной вины. Нет. Он был воином и этим сказано все.
Хвалиться или рассказывать о былом – удел стариков, а он еще молод.
Он снова закурил.
– У нас – выпускников военного училища есть свой сайт, там форум, где мы периодически общались и, когда наступала та или иная круглая дата нашего выпуска, договаривались о дате и месте встречи. И вот однажды, – он сделал большущую затяжку и практически сжег сигарету до фильтра, – мне на телефон позвонил Игорь. Этой мой одногруппник, Игорь Шевченко, был он родом с Донбасса, поступил в училище также как и все после окончания школы и после увольнения вернулся домой, где после долгих мытарств и приключений создал небольшой транспортный бизнес – на фурах гонял туда-сюда и по России, и по Европам.