Зови меня моим именем
Шрифт:
— Клянусь, Ток, я 12 лет подавляла в себе желание отомстить тебе, сломать твою жизнь так же, как ты сломал мою. Я дважды оставляла тебя жить. Но теперь судьба сама привела меня к тебе за возмездием. Ты считал судьбой нашу встречу в ресторане. Нет, она не была судьбой, я инсценировала ее. Но судьба — то, что я получила досье на тебя. «Росстрой» хотел ликвидировать «Вижн-Строй», разрушить конкурента. И это должна была сделать именно я. Ты даже представить себе не можешь, в каком предвкушении я находилась. По всем правилам шпионажа на задание нельзя идти собой, обязательно нужно придумывать себе новую личность и перевоплощаться
Она замолкает и просто смотрит мне в лицо.
Что я сейчас чувствую?
Я не знаю. Наверное, я чувствую дикое желание убить эту девушку. А после нее убить себя. За то, что я с ней сделал. За то, как я с ней поступил. За то, что я подтолкнул ее к этому кошмару, в который она попала.
За то, что я убил нашего ребенка… Ему бы уже было 11 лет…
— Я должна была расквитаться с тобой за пару месяцев, — медленно продолжает. — Но я не смогла.
— Почему?
Она ухмыляется.
— Потому что ты подарил мне жизнь, которой у меня никогда не было и о которой я всегда мечтала. Ты показал мне, что значит — жить, как обычный человек. Ты показал мне, как это — иметь друзей, ходить на дни рождения, гулять в парке, посещать музеи и театры. Это просто невероятно злая шутка вселенной, что человек, который 12 лет назад забрал у меня последнюю надежду на счастливую жизнь, теперь вдруг подарил мне ее снова. Я никогда не жила так, как эти четыре месяца с тобой, Ток. — Она грустно улыбается. — Знаешь, а у меня ведь не было отношений ни с кем и никогда. Шпионам разрешены браки только между собой, чтобы плодить новых шпионов. Но я не могу иметь детей, к тому же мечтала уйти из системы, поэтому и не начинала ни с кем отношений. И тут появляешься ты: любишь меня, говоришь, что хочешь жениться и детей. А я не могу иметь детей, Ток. И я не могу выйти замуж, потому что любого человека, который окажется мне дорог, система тут же уберет. Я слишком затянула эту миссию с тобой, и Шанцуев заподозрил, что ты стал мне небезразличен. Поэтому мне стали присылать «приветы». Последний — отрубили тормоза у твоей машины. Они убьют тебя, если я не сдам тебя раньше, Илья.
Слезы во всю текут по ее лицу. Я чувствую, как они текут и по моим щекам тоже.
— У меня есть полный компромат на тебя, Ток. Я дала «Росстрою» лишь кусочек, о выводе на Багамы 5 миллионов рублей. Но ты вывел почти миллиард. И если я не отдам им все, тебя убьют. Из-за меня.
— Но ты ведь всегда хотела, чтобы я умер. Вот, тебе предоставилась такая возможность.
Она медленно качает головой.
— Сильнее моей любви к тебе может быть только моя ненависть. Сильнее моей ненависти к тебе может быть только моя любовь. Знаешь, как это больно — знать, что однажды у тебя будут семья и дети. Не со мной. Ты знаешь, как это больно, Илья?
Я ухмыляюсь.
— Не больнее, чем любить исчадие ада. И хотеть семью и детей с этим исчадием.
— Ты меня такой сделал.
От слез ее каре-зеленые глаза снова стали кошачьими. Как тогда на вечеринке. Я аккуратно тянусь ладонью к ее лицу и мягко провожу по нему пальцами. В последний раз.
— Отдай им на меня все и убирайся из моей жизни. Поздравляю, у тебя получилось сломать ее так же, как я сломал твою. Я получил возмездие. И да, я всегда буду помнить твое имя, Ксюха.
Я беру в руки медальон, который она подарила мне на день рождения, и глядя ей прямо в глаза, целую его. Теперь я понимаю смысл ее подарка.
Глава 14. Спустить курок
Я собираю свои вещи в квартире Ильи за полчаса. Я умею собираться быстро. В разведке тоже этому учили. Окидываю последним взглядом спальню, в которой была так счастлива, и ухожу из квартиры с двумя чемоданами вещей. Илья все время моих сборов так и оставался в своем кабинете.
С души будто упал камень. Невысказанное меня мучило.
Я не знаю, как Илья узнал обо мне, я не знаю, как он меня вычислил. Но мне и неинтересно это знать. Что мне это даст? Ничего. Мне вообще уже ничто ничего не даст. Моя жизнь кончена.
Слезы градом текут по моему лицу всю дорогу до родительской квартиры. Я отомстила Илье, как и мечтала все эти годы.
Так почему же это не принесло мне удовлетворения и счастья?
Потому что я люблю его.
Я любила его в школе, и я люблю его сейчас. А этих кошмарных 12 лет будто не было.
Но они были. И они дают о себе знать, потому что Шанцуев крепко взял Илью на мушку и убьет его, если я в ближайшее время не сдам Тока Терентьеву, показав тем самым, что Илья ничего для меня не значит. И мне остается только надеяться, что ему удастся договориться через Максима и откупиться от всех обвинений. А иначе его жизнь действительно будет разрушена, как и моя.
На следующий день я еду в «Росстрой» с полным пакетом компромата на Илью. Оказалось, что родители Ильи состоят в фиктивном разводе, и его мать вернула себе девичью фамилию. Николаева Ангелина Витальевна владеет несколькими консалтинговыми компаниями на Багамских и Виргинских островах. «Вижн-Строй» закупал у этих компаний различные услуги и под видом оплаты этих услуг, переводил деньги. Но, естественно, никакие услуги оказаны не были, а деньги оседали на счетах компаний из офшорных юрисдикций. На всех документах о перечислении денег стоит подпись Ильи, потому что он курирует в компании отдел закупок.
Это подпадает сокрытие прибыли, уход от уплаты налогов, незаконный вывод капитала за рубеж. Грозит реальный срок, и не маленький.
Но у меня нет другого выхода, иначе Шанцуев ликвидирует Илью. А так хотя бы есть надежда, что Илья как-то откупится или в крайнем случае договорится на небольшой срок и выйдет по УДО.
— Здесь весь компромат на Илью Токарева-младшего. — Я придвигаю папку к Терентьеву. — За четыре года он вывел на Багамские и Виргинские острова без малого 1 миллиард рублей.
На Терентьеве лица нет. Сидит злой и хмурый, с сальным блеском и взлохмаченными седыми волосами. Костюм на нем помят, будто он ночевал в своем кабинете на диване. Он нехотя берет папку в руки и открывает ее. Листает счета и акты о фиктивном оказании услуг, потом закрывает это досье и устало трет глаза. Поднимает на меня взгляд и долго и грустно смотрит.
— Он стал тебе дорог, Ксюша? — Тихо спрашивает и на секунду я чувствую в его голосе искреннее сожаление.
— Не на столько, чтобы запороть миссию, — говорю, пристально глядя ему в глаза.