Зови меня моим именем
Шрифт:
А однажды я проезжала по делам мимо нашего ресторана и решила просто заглянуть к Илье. И мне открылась прекрасная картина того, как Ток о чем-то увлеченно разговаривает с барменом и официанткой, и девушка то и дело норовит прикоснуться к Илье и перетянуть его внимание с парня-бармена на себя.
И в этот момент меня прошибает одна единственная мысль:
«А что если Илья однажды уйдет от меня к девушке, которая сможет ему родить???».
Я ничего не говорю Току, но с того дня меня начинает одолевать просто сумасшедшая, животная ревность
Сначала я ревную про себя, скрываю это. Но постепенно ревность начинается меня душить, и вот я уже обнюхиваю рубашки Ильи на предмет женских духов, взламываю его айфон и читаю смски, постоянно будто невзначай наведываюсь в рестораны… Я даже уже готова засунуть в его новую машину жучок, как вдруг он ловит меня за просмотром содержимого его смартфона.
— Ксюша, зачем ты копаешься в моем телефоне? — Цедит со сталью в голосе. Я смотрю ему в глаза, и у меня внутри все обрывается. Он прожигает меня взглядом, полным лютой злости. — И как ты его включила, если он разблокируется только по изображению моего лица?
— Я взломала его, — говорю тихо и опускаю глаза в пол.
Илья делает ко мне уверенный шаг и рывком поднимает меня на ноги с кровати.
— Я требую объяснений.
Мне нечего сказать, поэтому я молчу, продолжая смотреть в пол. Слезы уже вовсю потекли по щекам.
— Ксюша, или ты немедленно объясняешь мне это, или я прямо сейчас иду подавать на развод.
— Я боюсь, что ты уйдешь от меня к девушке, которая сможет тебе родить. Я видела, как на тебя смотрят твои официантки! — произношу это с дрожью и сгибаюсь вдвое от рыданий.
— Дура! — Восклицает в сердцах и притягивает меня к себе. Напряжение с его тела постепенно сходит, и он начинает меня поглаживать по спине.
— Илья, зачем я тебе? У тебя же могут быть дети… — Рыдаю ему в грудь.
— Замолчи. Я больше не желаю слышать этот бред.
— Это не бред…
— Бред! Ксюша, мне не нужна никакая другая девушка кроме тебя! Неужели ты этого не понимаешь? Я люблю только тебя.
У Тока уходит два часа на то, чтобы меня успокоить. Когда я выхожу из душа и ложусь в кровать, он тут же притягивает меня к себе.
— Милая моя, ну как ты могла подумать, что я тебе изменяю? Ты вообще в своем уме?
— Прости… — Говорю еле слышно. Мой голос все еще ослаблен от рыданий.
Илья мягко целует мое лицо.
— Ксюша, я жить без тебя не могу. Ты даже не представляешь, как сильно я тебя люблю.
— Илья, я хочу ребенка, — и одинокая слеза скатывается по моей щеке.
Ток вздыхает и укладывает меня к себе на грудь. Перебирает пальцами мои волосы и о чем-то напряженно думает.
— Давай обратимся к американским врачам, — тихо начинает. —
— Поехали.
Через полтора месяца мы вдвоем летим в Лос-Анджелес. Американские врачи говорят совершенно не то, что российские, немецкие и швейцарские, и назначают абсолютно другое лечение. Мы проводим в Америке три месяца. Илья ездит в Москву раз в месяц проверить дела, и сразу возвращается ко мне. Собаку мы взяли с собой.
Вот только и американское лечение не помогает. У меня по-прежнему не получается забеременеть.
— Скажите, — уже со злостью обращаюсь к мужчине-гинекологу, — я бесплодна окончательно и бесповоротно? У меня вообще ноль шансов?
Он вздыхает.
— Видите ли, в том то и дело, что нет. Шанс есть, просто он очень маленький. Нужно пытаться дальше.
Я ничего не отвечаю, а просто встаю и ухожу из его кабинета.
В Москве мы какое-то время тему лечения перестаем обсуждать, но не на долго.
— Ксюш, я тут почитал в интернете. Израильские врачи разработали новую программу…
— Хватит, Илья! — Перебиваю громким криком. — Я бесплодна. Всё. Точка. У нас никогда не будет детей. Пора уже смириться с этим.
И я отворачиваюсь от него к кухонной столешнице, чтобы скрыть выступившие слезы. Ток стоит у меня за спиной и тяжело дышит. Мне кажется, я затылком чувствую, как он сжимает от злости кулаки.
— Давай усыновлять, — наконец, говорит. И эти слова звучат, как приговор.
А дальше начинается новая проблема. Как выбрать детский дом и, самое главное, как выбрать ребенка?
— Я хочу девочку с голубыми глазами, как у тебя, и с темными волосами, как у меня, — говорю Илье в один из дней, когда мы с ним отдыхаем в гостиной на диване.
Он от меня резко отстраняется и строго смотрит.
— Ксюша, ребенка не выбирают, как арбуз на рынке. Ребенок посылается свыше.
— Родной, Илья. Родной ребенок посылается свыше, а не приемный.
— Приемный тоже!
— И каким же образом нам пошлется свыше приемный ребенок?
— Мы зайдем в детский дом и почувствуем его.
— А если не почувствуем?
— Значит, в этом детском доме нет нашего ребенка, и нужно ехать в другой.
Я ничего ему не отвечаю. А через две недели мы все-таки решаемся переступить порог дома малютки. Директор заводит нас к себе и рассказывает о детях, которые, по ее мнению, могли бы нам подойти.
— Вот к нам недавно поступил мальчик. Он, правда, уже довольно взрослый. Ему 8 лет. Но он из очень приличной семьи был, родители погибли, а родственников не осталось…
— Извините, — перебиваю женщину в летах. — Мы бы хотели, чтобы ребенок не знал, что он усыновленный…
Она с пониманием кивает и приступает к рассказу о детях в возрасте до трех лет. Илья ерзает на стуле по левую руку от меня и то и дело тянется к стакану с водой. Я слушаю монотонную речь женщины и тоже ощущаю себя как-то не очень хорошо.