Зови меня Закатом
Шрифт:
– Хорошо…
Закат кивнул.
Мужчины сидели на стерне, жуя и лениво переговариваясь. Женщины, наверняка с подачи Горляны или Дички, затянули песню, напоминавшую утренний обряд – монотонную, размеренную, под которую само собой подстраивается тело. Закат слушал, щурясь в светлые спины, по которым уже и не отличить было – где рыцарь, где Дичка, Горляна или ее приемные дочки.
– Хороший парень-то, – отвечая на толком не оформившиеся мысли, буркнул рядом Медведь. – Даром что светлый.
Фыркнул Щука, на него цыкнули – мол, придержи свои предрассудки при себе. Сходил домой Гвоздь, принес старую, наспех заточенную косу и черенок – будущую ручку. Посмотрел в поле,
– Эх, хороший день! Все бы так.
Суеверно сплюнул через плечо Медведь, мерно взмахивая косой. За спиной ложилась пшеница, которую тут же споро увязывали в снопы, собирали в высокие «толстухи» – по девять снопов в каждой.
К вечеру и Закат, и Светозар умахались так, что едва держали ложки за ужином. Посмеивался Медведь – «к концу жатвы привыкнете», сокрушалась Горляна – «что ж не сказали-то, глупые». Светозар в ответ зыркал волчонком, Закат улыбался.
Ему было хорошо. От ломоты в натруженной спине, от голода, от тяжелой сытной каши. От ощущения единства с деревней – не страшного, как на заре, когда он стал участником собственного ритуала, а обыденного. Того, что позволяет этим людям держаться вопреки всему, будь то снег, зной, Темный Властелин или светлые рыцари. Вспомнился рассказ Горляны о ее дочерях, ушедших кто в другое село, кто в город, в рыцари. Сейчас Закат не мог понять, как отсюда можно уйти. Променять тихую размеренную жизнь на…
Кольнуло ладонь, выскользнула из разжавшихся пальцев ложка. Он увидел еще округляющиеся глаза Горляны, а затем…
В маленьком поле всего два человека. Мужчина грубо кричит, быстро шагая к черноволосому мальчишке, уставившемуся в низко нависшее небо. «Только бы успеть, только бы успеть», взгляд сверлит обманчиво мягкое подбрюшье тучи, собирается в нем клубок убийственного света… Оплеуха валит мальчика на землю.
– Работай давай, дурень! Больше за мамашкиной юбкой не спрячешься.
Мужчина сплевывает на землю рядом со скорчившимся мальчишкой. Удаляется, горбится спина под туго натянутой рубахой. Мальчик смотрит в нее без всякого выражения, красная пелена заволакивает все. Первые капли будущего ливня стучат в нестриженую макушку. Вытягивается вперед худая рука с обломанными ногтями, скрючиваются пальцы, будто силясь удержать что-то невозможное.
Небо раскалывается пополам. Мальчик моргает, ослепленный – кажется, будто навеки отпечаталась перед глазами белая трещина, связавшая небо и высокого человека посреди поля.
Когда мальчик снова начинает видеть, дождь уже льет сплошным потоком. Он медленно встает, весь в грязи, и идет в лес.
Руки дрожали. Улыбка вышла кривой, он торопливо наклонился за упавшей ложкой. Там, невидимый, вцепился зубами в костяшку пальца, одновременно обшаривая пол. Перед глазами все еще стояла молния, убившая… Отца? Отчима? Просто какого-то человека, который не нравился маленькому…
Темному Властелину.
Ему.
В ладонь наконец ткнулся черенок ложки, Закат вынырнул из-под стола. В глазах Горляны светилась неподдельная озабоченность.
– Нет, так дело не пойдет! Ну-ка спать, пока оба не свалились!
Послушно встал с лавки покачивающийся Светозар, в самом деле уставший настолько, что его уже ничего не удивляло. Закат поднялся следом, пошел наверх вместе со светлым рыцарем, увидел, как тот рухнул на свою кровать, не раздеваясь и не закрыв дверь. Свернул к себе. Сел на постель, сжав в кулаке холодный оникс.
В голове кружилось слишком много вопросов. Как давно это было. Кого он убил. Что было раньше. Как его тогда звали.
– И почему сейчас?..
Впервые за много дней Закат лег спать, не снимая камня. Но прошлое не пожелало возвращаться.
***
Он думал, что спросит оникс завтра, но наутро стало не до воспоминаний. Как и на следующий день, и позже – нужно было сжать пшеницу как можно скорее, до первого дождя. Никто не торопился, работали размеренно, зато вставали еще до зари, а домой добирались под луной. Обедали в поле, говорили мало, зато пели почти все время – когда настоящие песни, со словами, а когда просто монотонно гудели, задавая общий ритм. Снопы росли на глазах, первые из них уже отвезли на гумно молотить. Зерно наполняло амбары, близился дальний край поля. По вечерам Закат даже не всегда вспоминал про оникс, а когда вспоминал, не мог решиться ни снять его наконец, ни сжать в ладони, прося показать еще что-нибудь. Так и засыпал, не решившись. Просыпался по утрам с ноющей спиной и пустой головой, зная, что снова ему не приснилось ровным счетом ничего. Закралось даже сомнение – может, камень отдал свое центральное, самое важное воспоминание, и ждать больше нечего, но Закат гнал от себя эту мысль. Это было бы слишком жестоко даже для его недоброй судьбы.
К концу жатвы он набил хорошие мозоли на ладонях и отлично держал косу. Даже перестал так сильно уставать, привыкнув к ритму жизни, и однажды вместе с Щукой и Светозаром принял участие в состязании по скоростной жатве. Закончилось оно однозначной победой более опытного Щуки, что показалось Закату забавным – в борьбе добра и зла победил бывший разбойник, нынешний крестьянин. Да и борьба была курам на смех – на косах. А может, наоборот, это было самое осмысленное из его сражений, оставившее после себя не гору тел и выжженную землю, а приличных размеров снопы.
– Эй, не спи! Последний сноп проспишь!
Его хлопнули по спине, проходящий мимо Щука весело улыбнулся. День клонился к вечеру, они сжали остатки пшеницы еще до обеда и уже отвезли ее в общинный амбар. На краю поля осталось всего несколько колосков – на один взмах не косы даже, серпа. По традиции, право сжать его доставалось самому молодому юноше, в этом году – Колосу. Тот годовалой березкой торчал посреди стерни, сжимая в ладонях ритуальный серп, обмотанный цветными нитками. Тот самый, которым в начале жатвы все они порезали себе руки, смешав кровь. В этот раз ритуал не прятали, в поле вышли все жители Залесья, даже грудную девочку мать принесла. Светозару, кажется, было неловко, он переминался с ноги на ногу, но притащившая его Дичка не давала уйти. Они хорошо смотрелись – юные, примерно одного роста, он светловолосый, она, наоборот, чернявая. Закат поймал себя на том, что любуется парой и отвернулся. В бок пихнула Лужа: