Зови меня Златовлаской
Шрифт:
Мои размышления прервал звонок. Это был Стас. Я взяла трубку.
– Я так привык, что ты меня динамишь, что от неожиданности даже забыл, что хотел сказать, - рассмеялся он в трубку, услышав мой голос.
– Давай забудем об этом?
– смущенно попросила я.
– Уже забыл, - с легкостью согласился Стас.
– Погнали на каток?
– У нас через пару дней новогоднее мероприятие в школе, а после катка неделю ноги болят.
– Отказы не принимаются. Через сорок минут встречаемся на Центральном катке. Одевайся потеплее.
Его голос прозвучал так властно, что сопротивляться
Стас ждал меня у входа на каток. Его яркий внешний вид в очередной раз привлекал внимание общественности.
– Утеплилась так утеплилась, - улыбнулся он, увидев меня, и потащил арендовать коньки.
Каталась я из рук вон плохо и, когда вышла на каток, сразу почувствовала себя коровой на льду. А вот Стас, напротив, чувствовал себя в своей тарелке. Он виртуозно рассекал туда и обратно, обгоняя людей, пока я ползала вдоль бортиков.
– Для девчонки, которая так классно танцует, ты слишком неповоротливая, - скептически оглядывая меня, сказал Стас.
– Тут все на таких скоростях гоняют, - напряженно ответила я.
– Мне кажется, что я упаду, а кто-то проедет по моей руке и отсечет мне пальцы.
Стас рассмеялся и заверил, что вероятность отсечения пальцев очень низкая. Затем он взял меня за руку и аккуратно покатил за собой. Оказавшись в центре катка, я испытала восторг, кататься было действительно интересно. Конечно, катанием это было можно назвать с натяжкой, ведь Стас просто буксировал меня.
Затем он начал учить меня, как правильно передвигать ногами и держать стойку, чтобы не запрокидываться назад. Через час он добился того, что хоть и неуклюже, но все же самостоятельно передвигалась по катку. Оказалось, что Стас в детстве занимался хоккеем, поэтому навык катания на коньках был прочно вшит в его память.
Уставшие и румяные, мы присели на скамейки на трибунах с чашками горячего чая в руках. Со Стасом было очень интересно. Он был умный, позитивный и очень простой. Спустя полтора часа нашего общения мне казалось, что я знаю его сто лет. Стас расспрашивал меня о школе, друзьях, и неожиданно для себя я рассказала ему о ситуации с Дашей Полосовой.
– Почему ее озверевшие одноклассники прицепились именно к ней?
– недоумевала я.
– А какая она из себя? Страшная, неуверенная, толстая, высокая, не русская? Есть что-нибудь из этого?
– спросил Стас.
Я кивнула.
– Ну, тут все очевидно. Девчонка чем-то отличается, они зацепились за этот ее "недостаток", она проявила слабость. А они самоутверждаются за счет того, кто слабее, ведь он не может дать отпор. Когда в роли жертвы беззащитный человек, они кажутся себе сильнее. Скорей всего у каждого из ее обидчиков свои психические замесы: проблемы в семье, завышенная или заниженная самооценка, комплексы. А гнобя эту, как там ее?
– Дашу, - подсказала я.
– А гнобя Дашу, они сбегают от своих проблем и кажутся себя не таким уж дерьмом.
– Да, но ведь были ребята, которые поначалу помогали ей, а потом просто забили и стали наблюдателями. Как на такое можно просто смотреть?
–
– Но ведь если бы они сплотились и сообща дали отпор, думаешь, ничего бы не вышло?
– Все не так просто, Саш. Знаешь, как-то в начальной школе я сам был свидетелем травли. Была у нас одна девчонка, странная, музыкой какой-то увлекалось, нам это было непонятно. И глаза были какие-то пугающе большие, как у жабы, навыкате. Ребятам этого было достаточно, чтобы докопаться. И вот помню, стоим мы как-то возле школы, она одна, нас много, и все ей по очереди в лицо гадости говорят, обзываются. А она, знаешь, не из пугливых была, отвечает, огрызается. А я нахожусь среди ребят и думаю, что мы толпой против нее одной прем. И так стыдно стало. Ведь она девчонка и не боится. А я, пацан, стою, поддакиваю ее обидчикам, хотя понимаю, что это несправедливо. Потому что боюсь. Боюсь, что подумают обо мне одноклассники. Боюсь, что вместе с ней станут травить меня.
– Чем все кончилось?
– Да ничем, пообзывались да разошлись. Я так и не вступился за нее. До сих пор стыдно. Но мы тогда малышней были, ничего более подлого не могли сделать. Травили просто и открыто. А чем дети старше, тем изощренней становится травля: физическое насилие, моральное унижение, пошлые шуточки и намеки, - Стас грустно вздохнул.
– Я так понимаю, в случае с Дашей до физического насилия не доходило.
– Надеюсь, и не дойдет, - ответил Стас.
Затем мы сменили тему, но я еще долго думала о Даше, радуясь тому, что у ее мучителей есть границы, за которые они не заходят: не трогают ее, не бьют. Тогда я еще не знала, что любые границы условны и что пересечь их порой не составляет труда.
После катка Стас вызвался меня проводить, и я согласилась. Мы шли мимо замерзших деревьев, поеживаясь от холода, который время катания не так сильно чувствовался, а сейчас поднявшийся ветер усилил его в стократ.
На подходе к моему дому, пересекая узкую дворовую дорогу, мы услышали тихий жалобный писк. Это был маленький серый котенок, который, прихрамывая, шел к нам, качаясь на ветру. Зрелище было очень жалкое. Малыш был совсем крошечным, и его большие синие глазки-пуговки с немой мольбой смотрели на нас.
– Ой, малюська, чего ты тут один?
– ласково проговорил Стас, аккуратно подхватывая животное.
– Замерз, наверное, - предположила я.
– Конечно, замерз, и лапка повреждена, - сказал Стас, осматривая котенка.
– Саш, его нельзя здесь оставить, он раненый и голодный. Но я не могу его к себе взять, я на съемной квартире с парнями живу. У нас в договоре аренды прописано "никаких животных". Нарушу, нас всех оттуда выпрут.
Я растерялась. Конечно, оставлять котенка умирать на улице было бы жестоко. Но мне с самого детства не разрешали таскать животных домой. Дело было в том, что, будучи маленькой, я вот так пожалела одного щенка, а потом подхватила от него лишай. Мама тогда не на шутку напугалась и раз и навсегда запретила мне притаскивать домой бездомных животных.