Зрячий
Шрифт:
Правее плечистый покончил с альтистом. Он стоял, озирался, на лице его застыло выражение слабоумного ребенка. Вот только события в зале происходили совсем не детские. В следующий миг он увидел брюнетку. Резко нагнувшись, вытащил из-за голенища невысокого сапога нож с длинным прямым клинком. Брюнетка ничего не успела сделать – получила два удара в сердце и кулем повалилась на пол.
Повисла пауза, и в этой внезапной тишине дико и противоестественно звучала виолончель. Последний живой музыкант пилил струны на одной тоскливой ноте, приклеенная улыбочка кривила лицо. Плечистый с ревом повернулся
Плечистый озирался, тяжело дышал: глаза его были уже не слепыми, а совершенно безумными. И тут его блуждающий, полный ненависти взгляд остановился на мне. Последнем, как я думал тогда, живом человеке в зале.
И он пошел на меня. Приближался скользящей походкой хищника, вышедшего на охоту. И тут я очень отчетливо понял – да, это охота. Роли еще не распределены, и сейчас я сам могу стать дичью. А в загонщиках – тот, кого я искал.
Еще секунда, и убийца в окровавленной одежде навис надо мной – потянулась рука с растопыренными пальцами, но в тот же миг путы упали с моих плеч. И прорезался окончательно слух.
Ка-ар-р! – каркает ворон прямо в ухо…
Р-раз-з! – приседаю еще глубже, выталкивая стул из-под себя…
Фью-ю-ю! – прочерчивает над головой опасную дугу нож…
Дв-ва-а! – я в падении с переворотом назад кувыркаюсь через плечо и снова на ногах…
Ф-фух-х! – клинок летит мне прямо в лицо…
Три-и-и! – ухожу с линии атаки легким поворотом корпуса, прихватывая руку противника…
Х-хлоп-п! – крылья, оглушительно, над ухом…
Раз-два-три! – висну на сопернике, который еще не закончил движения…
«Раз-два-три» – самая популярная песенка сезона…
Раз!!! – моя левая рука на локтевом сгибе противника…
Два!!! – правая фиксирует кулак с оружием…
Три!!! – переступаю, придавая сопернику круговое движение, чуть подбиваю локоть и поворачиваю его кулак, направляя клинок в грудь…
Финал – наваливаюсь сверху на падающее тело, придавливаю, насаживаю противника на его собственный нож.
Плечистый всхрапнул, вздрогнул подо мной, дернулся… и затих.
Я с трудом встал… Меня шатало.
В углу, около служебного входа, сидела на корточках миниатюрная официантка – сжавшись в комок, прикрыв голову подносом, она негромко монотонно скулила. Второй после меня человек, оставшийся в живых из всех тех, кто был в зале, когда я сюда пришел.
Часы на стене показывали, что минуло всего десять минут – разум отказывался этому верить.
Вокруг творилось невообразимое: разгромленное помещение, перевернутая и разбитая мебель, осколки посуды. Из горлышка опрокинутой бутыли падали на мрамор багровые капли – ах, как весело гуляли студенты еще совсем недавно. В луже чего-то красного – то ли вина, то ли крови – плавал мой каталог, красивый и совершенно истерзанный.
От одной мысли, что я мог бы сейчас лежать рядом, мертвый, меня замутило.
За дверями «Blue caf'e» бледными тенями появлялись лица любопытных, они вглядывались и испуганно шарахались обратно в
Посидел, называется, расслабленно в хорошем кафе, полюбовался симпатичными скрипачками, послушал приятную музыку и забыл, хоть на время, обо всех своих проблемах.
Утро мое, как и вчерашнее, началось с рассматривания потолка. И я подумал, что жизнь моя становится похожей на шахматное поле, изображенное на нашей эмблеме. Темные поля странных и страшных событий чередуются с белыми квадратами утренних сомнений, страхов и надежд. Да со мной ли всё это было?
Было, ответил потолок. И было с тобой. И нет оснований не верить, потому что отвечал потолок моей собственной мансарды, родной и знакомый, с разводами высохшей влаги. По весне, во время дождей, протекла кровля. С потолка капало, и я пережил массу неприятных минут, пока не принудил домовладельца отремонтировать крышу. Эх, разве можно сравнить те неприятности с нынешними! Поистине всё познается в сравнении.
А уже через час мы сидели в кабинете директора – господин Аусбиндер, Ева Мария и я. Рассказывать о вчерашнем было очень трудно, но я смог: как гибли ни в чем не повинные люди, один за другим, даже не успев – я в этом уверен! – понять, что же происходит…
Как через несколько минут после окончания кошмара прибыли агенты Крипо. Бывалых полицейских выворачивало при виде открывшейся картины. Они тут же вызвали бойцов Отдела физического воздействия, до зубов вооруженных, с надетыми под форму кольчугами из какого-то специального сплава. Оцепили улицу, а что толку? Размахивать саблями уже не имело смысла.
Потом появилось высокое начальство, всё задвигалось с новой силой, а меня повезли в участок. Но перед этим ко мне тихо и незаметно подошел агент Серый. Как такое возможно при его внешнем виде и комплекции, совершенно непонятно. Тем не менее всё происходило именно так – создавалось впечатление, что никто из окружающих агента не замечает. Одно слово – профи!
Серый был серьезен, даже мрачен, он ухватил меня за лацкан и, приблизив к себе, проговорил прямо в ухо:
– Теперь вы видите, во что влезли? Я вас прошу, оператор, постарайтесь ограничиться кабинетной работой. Архивы, бумаги, в крайнем случае беседы с приличными людьми – экспертами и консультантами. Видите, что порой бывает… Сейчас полиция начнет вытрясать из вас душу, ничего не поделаешь – так надо. Но и мне, уж не взыщите, понадобится подробнейший отчет о происшествии. Чуть позже…
Так всё и получилось. До двух часов ночи, сменяя друг друга, меня допрашивали дознаватели. Люди были разные, но интересовало их одно и то же: как началась драка, кто зачинщик, как могло случиться, что в бойню были вовлечены все музыканты и посетители, включая безобидную старушку?
И я отвечал одно и то же – не знаю. Что я мог им сказать? Что в чистом небе перед трагедией грохотал гром? Что я опять краем сознания уловил в самом начале драки отдаленный звон клинков и яростное «Экх-х!», хотя теперь и сам не уверен, было ли это на самом деле? Или следовало им рассказать, как трудно услышать хлопки крыльев и карканье ворон посреди предсмертных хрипов и стонов? Кто бы мне поверил?