Зубы дракона
Шрифт:
Его отбросило навзничь, в кусты. Из руки выпал пистолет, с накрученным на ствол глушителем.
– Вот такие дела, – сказал Шатов и приготовился ответить что-нибудь Дракону, который с самого начала путешествия предупреждал его.
Но Дракон уважительно промолчал.
Мальчишка умер сразу, не успев даже удивиться. Так и упал с сосредоточенным выражением лица. Он был очень старательным мальчишкой.
Шатов нашел в воде корягу и спрятал тело под ней. Подумал и зашвырнул оба пистолета в воду.
Всю ночь просидел на берегу реки, перекатывая на ладони стрелянную гильзу от девятимиллиметрового патрона.
С рассветом переоделся в чистую одежду из сумки и через три часа вышел к трассе.
Еще через сутки добрался до города.
Поднялся в лифте на третий этаж, достал из кармана ключ и открыл дверь.
– Шатов? – Мишка Хорунжий стоял на пороге кухни, ошарашенно-радостно разглядывая пришельца. – Ты где шлялся, чертушка? Почему не позвонил?
Шатов молча поставил сумку на пол, пожал плечами. Ну как ты ему объяснишь, что не смотря на все те уверенные объяснения по поводу жены, Шатов так и не решился разрешить себе, поверить окончательно в ее жизнь. Боялся сглазить, что ли.
– Что молчишь? Мы же тебя чуть не похоронили, – сказал Хорунжий.
– Никиту нашли?
– Да, – коротко ответил Хорунжий.
– Я ничем не мог помочь, – сказал Шатов, прошел по коридору, заглядывая в комнаты. – А где Вита?
– Господи, да ты единственный, кто этого не знает. У тебя сын родился. Понимаешь, сын! – Хорунжий наконец вышел из состояния оцепенения и стал ощупывать Шатова. – Уже три дня как ты отец. Вита ни в какую не соглашалась уезжать, твердила, что ты вот-вот вернешься. Мы ее загрузили в машину только под обещанье, что до ее возвращения тебя в квартире буду дожидаться я.
– Дождался, – спокойно сказал Шатов.
– Да что с тобой было? – спросил Хорунжий.
– Потом расскажу. Потом. Все равно ты не поверишь.
– Поверю, – пообещал Хорунжий.
– Вечером, – сказал Шатов.
– Хорошо, вечером, – согласился Хорунжий.
– У тебя машина здесь? – спросил Шатов.
– Конечно, сейчас запрягу.
– Пошли вместе, – попросил Шатов.
Остановив машину перед светофором, Хорунжий взглянул в лицо Шатову:
– Ты как будто обгорел.
– Может быть, – ответил Шатов.
Хорунжий пожал плечами и больше до самой клиник вопросов не задавал.
– Как сына назовешь? – спросил Хорунжий, когда они подошли под окна Витыной палаты на третьем этаже.
– Не знаю, – сказал Шатов.
Хорунжий достал из кармана «мобильник» и набрал номер.
– Мы твоей супружнице тоже трубу дали в палату. Так что, сможешь не орать, а поговорить интеллигентно, – пояснил Хорунжий и, заулыбавшись, быстро заговорил в телефон, – Вита, выгляни, пожалуйста, в окошко. Малыш сейчас не с тобой? Жаль, но ладно. Подходи к окну.
– Смотри, – Хорунжий поднял руку, указывая на окно палаты. – Вот она, появилась. Держи телефон.
Шатов шагнул вперед, чувствуя, как к горлу подступают слезы.
– Вита, – сказал Шатов еле слышно.
Вита молча стояла возле окна, не отрываясь, глядя на Шатова.
– Вита, – сказал Шатов громче.
– Да возьми же ты телефон, бестолковый, – толкнул его в плечо Хорунжий.
– Вита! – крикнул Шатов. – Я люблю тебя, Вита! Я люблю тебя, Вита! Люблю!
Стайка птиц сорвалась с соседнего дерева и взлетела вверх, к чистому голубому небу.
– Я люблю тебя, Вита, – шепотом повторил Шатов, не имея сил отвести взгляда от самой красивой женщины на свете.
– Я люблю тебя, Вита, – беззвучно прошептал Шатов.
Он стоял и молча смотрел на свою жену долго-долго, пока ей не принесли на кормление ребенка.
По лицу Шатова текли слезы, но он не обращал на них внимания.