Зубы Дракона
Шрифт:
Лидер хотел было двинуть пальцем, чтобы дать сигнал, но процедуру пришлось прервать. Раздался голос, говорящий громко и ясно: «Вы грязные собаки!» Он продолжал: «Ihr dreckigen Schwei-nehunde, Ihr seid eine Schandfleck der Menschheit!»
Всех, кто был в этот момент в комнате, казалось, парализовало. Это было совершенно беспрецедентным, непредусмотренным любыми военными правилами. Но, не надолго. Офицер крикнул: "Rrraus mit ihm!» и две статуи возле Ланни внезапно ожили и вывели его. Но он смог громко и четко повторить: «Я говорю, что вы позорите человеческий род!»
Вернувшись в камеру, Ланни подумал: «Я напросился
Хуже всего было ждать. На самом деле он думал, что почувствует облегчение, когда откроется дверь его камеры. Но когда он услышал идущие шаги, то обнаружил, что опять испугался, и опять пришлось брать себя в руки. Он не должен им позволить думать, что они могут запугать американца. Он плотно сжал руки, стиснул зубы и выглянул в коридор. Там в тусклом свете стоял эсэсовец, к которому он был пристёгнут наручниками в течение целой ночи. А за ним, глядя через его плечо, глубоко обеспокоенное лицо обер-лейтенанта Фуртвэнглера!
«Так, так, герр Бэдд!» — сказал молодой штабной офицер. — «Что они делали с вами?»
Ланни должен был изменить с молниеносной скоростью свое настроение. Он очень ненавидел всех нацистов. Но не испытывал ненависти к этому наивному и преклоняющемуся молодому карьеристу. «Герр обер-лейтенант!» — воскликнул он с облегчением, как молитву.
«Выходите», — сказал другой, и осмотрел своего друга в поисках признаков повреждений. — «Что они с вами сделали?»
«Они доставили мне довольно много неудобств», — ответил пленник, возвращаясь к англо-саксонской манере поведения.
«Очень жаль!» — воскликнул офицер. — «Его превосходительство будет огорчен».
«Я был ещё больше», — признался пленник.
— Почему вы не сообщили нам?
— Я сделал все возможное, чтобы кто-то об этом узнал, но я не преуспел.
«Это позорное происшествие!» — воскликнул собеседник, обращаясь к эсэсовцу. — «Кто-то будет серьезно наказан».
«Zu Befehl, Herr Oberleutnant!» — ответил эсэсовец. Это звучало, как: «Скажите мне застрелиться, и я готов».
— На самом деле, герр Бэдд, я не знаю, как извиниться.
— Ваше присутствие достаточное извинение, герр обер-лейтенант. Вы, как говорят у нас в Америке, a sight for sore eyes [189]
«Я чувствую себя виновным за ваши больные глаза», — серьезно заявил штаба офицер.
Это было похоже на внезапное пробуждение от кошмара, и ощущение, что все эти ужасные вещи никогда не случались. Ланни последовал за своим другом по узкой каменной лестнице и обнаружил, что не нужно больше никаких формальностей для его освобождения, как их не было
189
Дословно: зрение для больного глаза = смотреть на вас — душа радуется.
Они вышли к служебной машине, которая их ждала. Шёл дождь, но никогда день не казался более прекрасным. От света Ланни пришлось закрыть глаза, но ему удалось попасть внутрь без посторонней помощи. Опускаясь в мягкое кресло, ему нужно было сделать усилие, чтобы осознать, что было реальностью: это кресло или то подземелье! Конечно, эти обе реальности не могут существовать в одном и том же городе, в одном и том же мире!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ Глубже слез
Ланни жил в калейдоскопе. В такой трубке, где видно одну картинку, а повернув на небольшой угол, совершенно другую. Он был готов на всё, буквально на всё. Но когда он услышал, как его друг отдал приказ: «В резиденцию Его Превосходительства», он вздрогнул и стал тем, кем он был всю свою жизнь, представителем бомонда, для которого правила приличия были инстинктивными и обязательными. «Конечно», — запротестовал он: «вы не повезёте меня к Его Превосходительству в таком состоянии! Посмотрите на мою одежду! На мою бороду!» Ланни провел рукой по ней, интересуясь еще раз, не поседела ли она.
— «Где ваша одежда, герр Бэдд?»
— «В отеле в Мюнхене».
— «Абсурд! Я позвоню им утром».
«А мои деньги?» — добавил другой. — «Их у меня отобрали в Штаделхайме. Но если вы отвезёте меня в Адлон, я уверен, что там обналичат мой чек».
Приказ был изменен, и молодой штабной офицер с изумлением наблюдал, как магия современного гостиничного сервиса превращает его друга в респектабельного джентльмена. В то время как гость отмывал себя в ванне, камердинер приводил его одежду в порядок с помощью губки и утюга, а коридорный помчался к ближайшему галантерейщику за рубашкой, галстуком, платком и пр. Пришел парикмахер и побрил его, но седых волос обнаружено не было. Через полчаса обер-лейтенант снова увидел светского молодого человека, готового встретить весь мир и свою жену.
Это было действительно смешным, когда они приехали в официальную резиденцию министра-Президента Пруссии, и их провели в его частные апартаменты. Этот могущественный персонаж был облачён в форменную одежду по своей должности: синие брюки с широкой белой полосой, голубой мундир с белым поясом и широкой белой лентой через плечо, многочисленные золотые шнуры и звезды, погоны и знаки различия. Но был пылающий жаркий день середины июля, и все это благолепие стало нетерпимым толстяку. Он стал раздеваться и сам повесил всё на ближайший стул, и остался за своим столом в трусах и большим количеством мягкой белой кожи, которой наделила его природа. Бусинки пота показались на коже прежде, чем на ум Ланни пришёл образ еврейского банкира. Невозможно было удержаться от представления этой еще большей массы тела и жира, положенной на пропитанную кровью скользкую скамейку, задницей вверх!