Зубы грешников (сборник)
Шрифт:
– Мама, Бог есть, ты молись.
Чуть позже ему сделалось совсем плохо, он стал просить:
– Мама, молись. Молись громче. – Видимо, он уже отходил, слова матери доносились до него все глуше и глуше.
И снова:
– Мама, молись громче.
Потом вдруг успокоился, лицо его сделалось спокойным и светлым, он сказал:
– Аминь, аминь, аминь! – и потерял сознание.
Тут тайна смерти, Господь скрывает от людей сам момент смерти. Мать только на мгновенье отошла от Тимура, чтобы встретить нас, и он умер.
Я молился у его теплого еще тела и вдруг всем существом
Тимур покрестился, исповедался и причастился в Великую субботу 26 апреля. Он умер 10 мая в 19.15 в отделении реанимации областной больницы.
Ему было 20 лет.
На следующий день в Никольском приделе, где он крестился 17 дней назад, отец Илия его отпевал. Собрались одногруппники, мои бывшие студенты, пришел декан факультета Петр Юрьевич Третьяков. Девчонки плакали. Посередине Никольского придела стоял длиннющий гроб, в котором лежал Тимур, раб Божий Тимофей. Отец Илия начал отпевание. Я раздал всем свечи. Было тихо и торжественно, как всегда при смерти. Но эта смерть сочетала в себе и нелепость, и высоту. Он умер таким молодым, но умер стойко, как воин.
После отпевания отец Илия попросил меня сказать слово. Меня потрясывало, но я сказал:
– Не плачьте, потому что мы должны не плакать, а завидовать Тимуру. Он принял святое Крещение, исповедовался и причастился Святых Христовых Тайн перед своей смертью. Он отошел к Господу, как чистый ангел. Сможем ли мы так умереть? Сможем ли мы так приступить к Господу без ропота при страшных страданиях? Мы должны завидовать Тимуру. И не говорите «мы его любили», говорите «мы его любим», ибо он жив у Бога.
После прощания тело Тимофея в рефрижераторе увезли в родной город и похоронили там.
Но для его семьи это было только началом.
Мама Тимофея – раба Божия Любовь – перенесла смерть сына с удивительным для нее самой миром и спокойствием, если можно употребить эти слова при такой катастрофе. Год спустя она приехала к нам в монастырь и рассказала много удивительного, случившегося после смерти Тимофея.
Смерть сына так поразила его отца, что он вскоре крестился, принял крещальное имя сына – Тимофей, и они повенчались с женой.
Однажды Тимур приснился матери и попросил единственное, что осталось после него дома, – его красный свитер – отдать другу Алексею, который недавно заболел тоже болезнью крови. Матери, конечно, было очень жаль прощаться с дорогой для нее вещью, да и семья Алексея не бедствовала, но она усмотрела в этом сне Промысл Божий и отдала свитер. Алексей принял дар без энтузиазма и долго не надевал его. Но мама Тимура напомнила ему: «Что не носишь?» Из уважения к ней он напялил свитер. В тот день он пошел в больницу, но его лечащий доктор почему-то отсутствовал. Другой врач осмотрел его, сделал анализы, и выяснилось, что его лечили не от той болезни и могли так «залечить» насмерть. С тех пор Алексей со свитером не расстается.
Пришлось Любови за этот год встретиться со многими людьми, многим помочь.
Вот врач «залечил» насмерть молодую двадцатидвухлетнюю девушку. На него завели уголовное дело, должен был состояться суд, но мать девушки
– Моя девочка на кладбище, а он будет сидеть в тюрьме. Этого мало, он должен умереть.
Господь свел безутешную женщину с мамой Тимура, которая рассказала, как умирал ее сын и что Господь принял душу его в Свои руки, и теперь ему хорошо. Женщина была утешена и отказалась от убийства.
Или девятнадцатилетняя девочка решила покончить жизнь самоубийством, и мама Люба нашла утешительные слова для нее, снова рассказала о сыне и о том, как он любил жизнь и как относился к самоубийству.
Она удивительная, эта мама Люба, добрая и хорошая. Ее материнской любви хватает теперь на каждого, кто к ней тянется.
Когда в семье происходит большое горе, она становится сплоченней, словно бы в нее, эту семью, провели телефон на тот свет. И вокруг семьи, способной перенести такое горе, как у душевного костра, согреваются раненые люди. Пока мы разговаривали с мамой Любой, меня не покидало ощущение, что, еще год назад еле-еле стоящая в вере в Господа нашего Иисуса Христа, эта женщина, перенесшая страшное горе, теперь стала исповедницей веры среди людей, ее окружающих. Потому что Тимур был «таким, как все», и она, его мать, раньше была «такой, как все», а теперь ей под силу нести и свое, и чужое горе. Вера сделала ее сильной.
Вспоминая Пасху Христову, я молюсь об упокоении Тимофея в Царстве Небесном, и об его родителях Тимофее и Любови, да дарует им Господь Своя мирная и премирная благая. Помолись и ты, читающий.
Смерть и ее уроки
В детстве я считал, что никогда не умру. Мир представлялся мне раем. После заблуждений средних лет я вновь вернулся к этому убеждению.
В детстве я уважал отца за то, что он журналист. Несколько позже я презирал журналистику. Потом я сам стал журналистом, правда, церковным. И что касается убеждений на сегодняшний день, то их четыре:
1. Мы все умрем.
2. Мы все воскреснем.
3. Мы будем судимы за каждое наше дело, слово и помышление.
4. Но мы будем судимы судом любви Христовой.
Если, конечно, за свои двадцать пять тысяч дней жизни успеем принять Христа.
Со смертью я встретился в раннем детстве. Она лежала в виде моего мертвого деда Дмитрия на столе. Уже в том, что дед лежал на столе, было что-то подозрительное, взрослые так обычно не поступали. Он лежал тихо, видно, что не затаился. Были спокойствие и тайна. Я понял, что «умер» означает «тайна».
Когда позже мне приходилось играть с друзьями в войну, то меня часто убивали, и я лежал «мертвый», пытаясь скрыть, что запыхался. Я закрывал глаза и лежал, не шелохнувшись, до тех пор, пока мне не надоедало, потом вставал, прося друзей начать войну сначала.
Несколько раз я видел похороны, и самым главным для меня было увидеть мертвое лицо покойника, потому что в сероватом лице оставались отдых и спокойствие, рождавшие страх и тревогу. Торжественность. Страх и торжественность влекли меня в смерти. Мне не нравились плачущие и траур, мне нравилось, как играл оркестр, всегда надрывно, визгливо, а значит, по-настоящему.