Зубы грешников (сборник)
Шрифт:
Между тем обретение мира в подробностях влекло за собой не только радости, но и горести и потерю иллюзий. Безудержная эйфория Марата быстро сменилась мрачным разочарованием и унынием. Особенно из-за девушек. Юность нередко выдают угри и прыщи. Девушки просто снесли ему голову. Вместо призрачных нимфообразных порхающих милых созданий – родственниц тропических бабочек – он увидел разнузданных сибирских девок, дефекты кожи, дешевую помаду, тушь, пудру и прочее. Марат был унижен ничтожностью мира, он чувствовал себя уязвленным.
Открытие мира в восемнадцать лет настолько потрясло Маратку, что он понял: мир достоин, чтобы быть запечатленным. И решил стать фотографом. Логично. Он завел себе «Зенит», зарядил
Вам весело, вы улыбаетесь и не стесняетесь себе в этом признаться, тогда как из белого, сияющего студне-киселеобразного пространства к вам приближается сумрачная фигура Маратки, рассматривающего только что проявленную пленку. Первая пленка представляла собой ровную серую ленту с практически незаметным прозрачным рисунком, но в середине ленты красовался ровный черно-белый квадратик – единственный четкий кадр, замершая фототень юности Вовы и Жени, нечаянно забредшая на негативы того, что снять невозможно, на негативы удивления миром.
Марат стал хорошим, профессиональным фотографом. У меня нет никаких сомнений в закономерности патологии зрения у фотографов. Они все очкастые. Или одноглазые. Или дальтоники. Вот и восполняют «третьим глазом». Фотоаппарат – это отдельная история. Я же вот какой опыт поимел с Мараткиного открытия. Несколько дней подряд, для эксперимента, я носил специальные очки, совершенно черные и плотно прилегающие к лицу. В них были сделаны узкие прорези, сквозь которые я видел лишь ничтожную часть обычного мира, да и то подвергнутую сильнейшей дифракции с интерференцией. Проходил я в них несколько дней, снимая лишь при наступлении темноты. Когда я наконец снял очки, то испытал сладостное и удивительное состояние. Мир, который меня привычно окружал, вдруг оказался лишь чередою ширм. Подул ветер, упали ширмы, и открылся огромный мир, незнакомый, приятно пугающий и манящий. Эйфория, сатори [3] . Чувствуешь? Нет? Тогда еще пример.
3
Сатори( яп.) – состояние просветления.
Похожее ощущение я испытал, когда мне было семь лет и меня с десятилетней сестрой оставили дома на вечер одних. История эта на самом деле про удивительное изобретение человечества – дверную цепочку. Мы недавно въехали в бывшую генеральскую квартиру, и нашу семью, привыкшую к бытовому социализму, изумляло это устройство на входной двери. И вот, уходя в гости, родители попросили нас закрыть дверь изнутри на цепочку. Мы закрылись, мы были послушными. Очень поздно раздался звонок. Мы бежим к двери:
– Кто там? В ответ пьяный голос:
– Открывайте, позовите родителей.
Я говорю:
– А родителей дома нет.
Он говорит:
– Открывайте дверь.
Строго так, по-взрослому. И я открыл дверь. Но открылась она ровно на цепочку. На площадке – здоровый пьяный грязный мужик с огромным топором.
– Открывай, – говорит.
Сестра звонко, по-пионерски, говорит:
– Уходите, родителей нет, вы пьяный, мы вам не откроем, уходите!
А он как заорет:
– Открыва-а-айте!
Топором замахивается и хвать по цепочке, чтобы разрубить. Цепочку-то не разрубил, а вот дверь, когда он потянул топор назад, захлопнулась. Мужик за дверью неистовствовал. Он рубил нашу крепкую дубовую дверь, которую нипочем не выбить, потому что она, единственная в подъезде, открывалась наружу. Я же, испугавшийся одного вида его, стоял одеревенелый от ужаса. Я был не способен даже пошевелить пальцем от сковавшего меня страха. Так в природе всякое существо, как потенциальная жертва, снабжено психологическим механизмом, защищающим от боли, когда ее ловят и пожирают. От нее откусывают, а ей не больно, она в защитном шоке.
От меня тогда не только откусить, меня распилить можно было. Но вот дверь захлопнулась, и только что столь близкая опасность стала недосягаемой. Сестру сразу как ветром сдуло, она убежала и спряталась в другую комнату. Мысль, сначала смутная, как предчувствие, затем тонкая, как нить, затем все более стучащая и оживляющая мертвое от страха тело мальчика… Вдруг я ощутил, что ЗА МНОЙ есть ПРОСТРАНСТВА, ИХ МНОГО и в них безопаснее, и я медленно, словно бы плавясь, начал отворачиваться от двери, отдающейся ударами и бранью, потек, мелко и медленно семеня ножками, в детскую. Медленно, трепетно-сладко залез под свою кровать и свернулся в калачик. Спрятался, нет меня. Наплевать на вас, гады. Спрятался. Тихо, тепло, уютно, хорошо, и крепкий мышечный корсет, сдавливающий тело, начинает плавиться, течь, он растворяется, как сахар в воде. Как кусочек сахара в стакане горячего чая. Попейте чайку, рассмотрите фотографию угодной Богу цепочки. У Бога много пространств и обителей, и обретаются они разными способами. Один надевает очки, другой залезает под кровать.
Воры
Меня крестили в 1971 году в храме Семи отроков Эфесских города Тобольска. Похоже, в России нет больше храмов, посвященных этим удивительным уснувшим отрокам. Крестить меня привела бабушка. Отец, партийный человек, был против этого. Крестили 21 августа, как раз в день моего святого – святителя Мирона, епископа Критского. Батюшка так и сказал:
– Что это за имя дурацкое – Мирослав? Таких святых нет и не может быть. Будет он называться Мироном. Тем более что сегодня как раз именины всех Миронов.
Уже на крещении я проявил свой ужасный, как говорит мой духовник, эксцентрический характер: все пошли по кругу, а я в другую сторону. За это батюшка не повел меня в алтарь посвящать Богу, всех мальчиков взял, а меня – нет. Так я и остался непосвященным Богу. Наверное, поэтому я встретился с живым, воскресшим Христом только в юности.
О святителе Мироне мы знаем немного, всего пару анекдотов из времен гонений римского императора Деция [4] .
Святому Мирону досталась каменистая земля острова Крит, которую он возделывал много лет. В конце концов он таки превратил ее в цветущий сад, приглашая трудиться и питаться от плодов ее всех бедных христиан острова. Он был уже пожилым человеком, когда произошло оставшееся в истории событие. К нему на гумно пролезли воры. Воры – люди лихие, но слабые, потому что не занимаются ежедневным трудом. Мирон застал их на гумне, когда они тщетно пытались взвалить мешки с зерном себе на плечи. По тем временам закон был прост: застал вора на месте преступления – смерть ему. Достаточно было крикнуть работникам, чтоб они сбежались. Но вместо этого Мирон обратился к ворам:
4
Деций Траян (лат. Decius Gaius Messius Quintus Traianus; 201–251) – римский император.