Зульфагар. Меч калифа

Стародымов Николай Александрович

Короче говоря, вертолет прилетел [4] .

Вертолетчики были злые, как черти. Оказалось, они только собрались в баню, а их выдернули едва не из парной.

– Кто тут старший? – зарычал на оробевших журналистов командир экипажа.

Позднее Михаил с ним познакомился и даже подружился. Это и был Константин

Калюжный. Но это было позднее. А в тот раз даже ему, на что ко всему привычному человеку, стало не по себе под грозным взором командира экипажа.

4

Следует

отметить, что в последовавшую за описываемыми событиями ночь на десантников и в самом деле было совершено нападение со стороны н.п. Белоречье, военнослужащие понесли потери. Как знать, быть может настойчивость Скородумова спасла кого-то из журналистов…

– Я, – не стал запираться Михаил.

Калюжный смерил его тяжелым взглядом и процедил:

– Быть в готовности, скоро вылетаем…

Тут-то Соломатов и допустил ошибку, о которой затем пришлось здорово пожалеть.

– Слышь, командир… – отвел он Константина в сторону. – На вот тебе, к бане, чтобы не сердился.

Он протянул Калюжному банку водки. Тогда в Москве продавались такие жестяные баночки, по 0,33 литра. Удобные они были тем, что их никогда не подделывали (алкомафии заниматься этим было невыгодно – потому, наверное, их выпуск вскорости и запретили) и в дорогу такие брать было удобно: не бьются и тара почти ничего не весит.

– Спасибо, – уже мягче буркнул тот.

И ушел. Через несколько минут Соломатова отыскал борттехник вертолета.

– Вас командир вызывает, – сообщил он.

– Вызывает? – с нажимом переспросил Михаил.

– Ну, приглашает, – нехотя поправился борттехник.

В силовых структурах всего мира вообще очень болезненно относятся к подобным вещам: вызывать к себе офицера может только его прямой начальник. Любой другой, пусть даже генерал, и уж тем более другого ведомства, может только приглашать.

Оказалось, в салоне «вертушки» уже накрыт импровизированный столик, на котором одиноко торчала подаренная банка водки, а вокруг теснились небрежно, с зазубринами, вскрытые банки консервов и прочая немудреная армейская закуска – невесть откуда взявшиеся свежие парниковые огурцы, колбаса, толсто нарезанное размякшее серое сало, крохкий хлеб из полевой пекарни…

Поначалу Миша отреагировал на это вполне спокойно – ну что такое 0,33 на четверых здоровых мужиков, да еще при такой закуси? Но, как вскоре выяснилось, все получилось согласно известной шутке: «Сначала было пиво…». У вертолетчиков в «заначке» нашлась изрядная фляжка чистого медицинского спирта… А команды на взлет все не было – как потом выяснилось, «борт» должен был по пути забрать из Ханкалы известного всей стране генерала (не будем вспоминать его имя всуе и бередить душевную рану), у которого накануне погиб единственный сын-офицер и который прилетал позаботиться о его останках…

Короче говоря, пока ждали команду, прикончили и спирт. Вертолетчики заметно захмелели, разговаривали громко, начали вспоминать эпизоды из службы… Михаил несколько раз пытался напомнить им, что они «за рулем», но те только безмятежно отмахивались и наливали еще.

– В воздухе ГАИ пока не придумали, – раскатисто смеялся Калюжный. – Не боись, пяхота, доставим вас в лучшем виде! На всю жизнь запомнишь!

И ведь действительно запомнил – разве такое забудешь…

В конце концов, команда на старт последовала. Лететь предстояло прямо в Моздок, к счастью, не залетая за генералом.

Что это был за полет!..

Вертолет мчался над самой землей, едва не задевая передним колесом за поверхность. Он резко перепрыгивал через оказавшиеся на пути лесополосы, отдельные деревья и линии электропередач, причем, перепрыгивал так, что, казалось, трещала хвостовая балка. Геликоптер вдруг падал с обрыва к самой поверхности Терека, когда эта извилистая, со множеством рукавов, река оказывалась на пути. А потом вдруг свечой взмывал в синее небо…

Журналисты негромко поругивали вертолетчиков, особо, впрочем, не переживая: считали, что подобным полетом те мстят им за сорвавшуюся баню, свято веря при этом в их мастерство. И только Михаил, зная, сколько те «приняли на грудь», с замиранием сердца ожидал каждой их очередной выходки. А ну как что-нибудь не рассчитают в своих виражах!..

Нигде не ошиблись и доставили в Моздок и в самом деле в лучшем виде. Однако даже теперь, в жарко натопленной бане, и то Михаил почувствовал, как по телу прошелся холодок от тех давнишних воспоминаний.

…В конце концов поддался и этот узел. Соломатов скинул второй ботинок. С удовольствием стянул жесткие носки и безжалостно швырнул их в угол, где валялись какие-то тряпки. Предвкушая нынешнюю помывку, он специально зашел в магазин и купил пару новых. Наслаждаясь, пошевелил освободившимися от обуви грязными пальцами ног – за последние дни пришлось немало помотаться, а помыться все не удавалось.

И вдруг принял решение:

– А, ладно, уговорил, была не была, плесни и мне чуток.

– То-то же! – засмеялся Калюжный. – А то девочку нецелованную строит…

Он уже взялся за фляжку, когда дверь в предбанник распахнулась и в проем всунулась голова в форменной фуражке с «крылышками» на высокой тулье и жетоном дежурного на груди.

– Калюжный, Костя! Ты здесь?.. – обрадовался появившийся. – Хорошо, что я тебя нашел… Срочно на взлет!

– Чего? – летчику настолько не хотелось выбираться отсюда, что он решил понадеяться на то, что ослышался. – Мне же сегодня выходной дали – подмыться-подбриться!.. Ты же знаешь!

– На вылет! – перебил его дежурный. – Там что-то серьезное стряслось… Каких-то генералов раздолбали, – матюком разъяснил он ситуацию.

Голова дежурного исчезла. И только тогда Калюжный разразился длинной тирадой отборных ругательств.

– Опять из-за тебя баня срывается! – с досадой сорвался он на Михаила.

Какие-то генералы, которых где-то кто-то раздолбал, были, во-первых, далеко, а во-вторых, они были понятием отвлеченным, абстрактным. А друг, на котором можно сорвать злость – вот он, рядом сидит.

– Я-то тут при чем? – ошарашенный несправедливым обвинением, уставился на Константина Соломатов.

– A-а, при чем, не при чем… – махнул рукой вертолетчик и принялся натягивать комбинезон прямо на влажное от пота тело. – Как с тобой свяжешься, так обязательно баня сорвется, – уже более миролюбиво, стараясь придать голосу шутливые интонации, ворчал он. – Одно слово – пяхота…

Михаил, вздохнув, тоже принялся торопливо надевать свой «камуфляж».

– У сильного всегда бессильный виноват… – процитировал он по памяти дедушку Крылова.