Зулус Чака. Возвышение зулусской империи
Шрифт:
Подняв руку, он приветствовал его обычной формулой: «Сакубона, баба» («Мы видим тебя, отец»)[42] и, вытянувшись, невозмутимо посмотрел Нгоньяме прямо в глаза.
– Сакубона, – с таким же достоинством ответил тот, выдержав подобающую небольшую паузу. После этого интервала, который никого не смутил, ибо считался признаком хорошего тона, глава крааля осведомился о здоровье гостя. Гость учтиво ответил, а затем задал тот же вопрос и в свою очередь получил аналогичный ответ.
Когда эти формальности были закончены, Чака присел на корточки ярдах в четырех, то есть на почтительном расстоянии от Нгоньямы. Снова выдержав паузу, Нгоньяма спросил, издалека ли пришел гость, тем самым дав ему возможность представиться. За этим последовал разговор на различные темы, причем собеседники ни словом не обмолвились о том, что их больше всего интересовало, – о причине этого необычного визита. Хотя на Чаке не было куска леопардовой шкуры, который свидетельствовал
Наконец Чака объяснил, зачем он пришел. Его воодушевление передалось старому Нгоньяме. Он согласился, что ни один из существующих клинков не отвечает полностью требованиям Чаки. Кузнец предложил переделать тяжелое копье для охоты на буйволов, но гость и слышать об этом не хотел. Чака потребовал, чтобы кузнец изготовил для него закаленный клинок из кричного железа или самородного металла. «В нем должно быть, конечно, заключено все твое колдовство», – внушительно добавил он, обращаясь к хозяину.
Хотя Чака честно представился как рядовой воин армии Дингисвайо и член незначительного в ту пору клана Зулу, он произвел на кузнеца такое сильное впечатление, что тот не сомневался: перед ним повелитель, притом повелитель незаурядный.
– Ты получишь то, чего желаешь, – ответил наконец Лев. – Но на это нужно время, ибо лучше начинать с самого начала. Новая ночь будет иметь другие мехи, чтобы железо наверняка получилось как можно лучше. Клинок закалим превосходными жирами, и в твоих руках он всегда будет приносить победу. Мне он обойдется недешево, но ради тебя я согласен удовольствоваться одной телкой, да и ту ты сможешь прислать мне лишь после того, как одобришь работу и когда это будет тебе удобно.
Чака пришел в восторг. Его все время тревожил вопрос о плате: ведь в то время все его состояние ограничивалось коровой, которую он получил от Нгомаана за то, что без посторонней помощи убил леопарда, и ее потомством. Однако Чака не высказал ни своего восторга, ни благодарности кузнецу, фактически предоставившему ему кредит на неопределенный срок. Чака с важностью принял предложенные условия, а затем многозначительно добавил:
– Может статься, одна эта телка, которую ты получишь от меня, заполнит твой крааль. Нгоньяма понял его и ответил:
– Я только посылаю свою кукурузу вперед.
Эта зулусская пословица, говорящая о человеке, который, находясь в пути, посылает вперед запас продовольствия, означала предусмотрительность.
Нгоньяма начал с изготовления новых мехов. Следуя стародавнему обычаю, он выбрал из своего многочисленного стада пять лучших баранов и отправил их в мрачное лесное ущелье, где близ прозрачного ручья находились его плавильная печь и кузница. Здесь с помощью подручных кузнец содрал с баранов живьем шкуру, оставив им ее на голове и ниже колен. После этого баранов пустили в огороженный загон, и присутствующие с напряженным интересом стали следить за ними. Страдания несчастных животных ни на кого не производили ни малейшего впечатления. По мере того как бараны издыхали, шкуры их откладывали в сторону, так как для мехов годилась только шкура того животного, которое протянет дольше всех, а следовательно, обладает наибольшей жизненной силой. Страшная сцена продолжалась до тех пор, пока не издох последний баран. Его шкура и пошла в работу, мясом же угостились подмастерья, помогавшие Нгоньяме у плавильной печи и в кузне. Кроме того, из него были приготовлены снадобья для смазки новой печи при ее пуске. Мясо остальных баранов с удовольствием съели обитатели крааля Нгоньямы, а шкуры кузнец роздал своим помощникам, хотя та, что была содрана с барана, издохшего четвертым, могла послужить материалом для запасных мехов. Когда баранов было мало, кузнецам, вероятно, не приходилось проявлять такую разборчивость.
Желая показать Чаке, как он для него старается, Нгоньяма пригласил его присутствовать при обдирании животных, предварительно заставив подкрепиться специальными снадобьями. Сооружение и сушка новой печи, а также обработка шкур для мехов требовали времени. Поэтому Чака вернулся в свой военный крааль в Эма-Нгвени, договорившись с мастером, в какой день он сможет наблюдать за выплавкой железа из руды и всеми прочими стадиями изготовления клинка. Таково было желание заказчика, и мастер в виде особого одолжения согласился исполнить его.
На третий день после полнолуния Чака взял у своего командира отпуск и возвратился в крааль Нгоньямы. Он с большим интересом принялся рассматривать новую печь. В представлении зулусов плавильная печь подобна самке, остающейся бесплодной до тех пор, пока ее не оплодотворит самец. Ибо, как объясняют плавильщики, печь, загруженная железной рудой и древесным углем, не даст ничего, даже если уголь зажечь. Но если оплодотворить печь воздухом, нагнетаемым мехами, то она в положенное время выдаст металл. Поэтому отверстие в основании глиняной печи, через которое поступает воздух и выходит железо, делается в виде женского полового органа, расширенного, как при деторождении. В него вводится глиняное сопло, которому придается форма фаллоса. Задняя часть сопла соединяется с мехами посредством рогов – это позволяет плавильщику держаться на почтительном расстоянии от пышущей жаром печи. Сама печь сооружается из специальной глины и имеет форму цилиндра. Наружный диаметр ее около двух футов, высота около трех, причем вверху она на протяжении двенадцати дюймов сужается. Печь загружают смесью измельченной руды и древесного угля, а потом сырье и топливо периодически подсыпают, чтобы плавка не останавливалась. В качестве руды обычно применяют латерит, широко распространенный в Южной Африке. Это красновато-коричневая рассыпная горная порода, по строению напоминающая пчелиные соты. Ее легко разбивать на куски нужного размера.
Трудно сказать, добавлял ли Нгоньяма при плавке известковый флюс. Он, произнося заклинания, все время сыпал через открытый верх печи какой-то беловатый, похожий на песок порошок. Возможно, он состоял из измельченных раковин устриц и мидий с близлежащего побережья. Считалось, что это «снадобье» обладает очень сильным действием и именно от него зависит качество железа.
Чака провел в краале два дня, в точение которых помощники Нгоньямы выплавили и выковали заготовку из чистого металла, используя в качестве молотов куски гранита, а в качестве наковальни – глыбу того же камня. Затем настал черед кузнеца. С помощью железного молота он выковал из заготовки клинок. Когда работа приближалась к концу, наступила пауза. Кузнецы явно нервничали и чего-то ждали. Чаке показалось, что должно произойти нечто важное, неотвратимое. Он немного отошел от кузни и приготовился к бою. Наступило молчание, прерываемое только мирным журчанием ручья. Нгоньяма, весь напрягшись, сидел бездействуя на корточках у кузни.
И Чака понял, что тот ожидает Безымянного. Его появлению предшествовал негромкий, но жуткий вой на двух нотах, при первых звуках которого Нгоньяма привскочил, а люди его задрожали. Вой повторился на более близком расстоянии. Два подмастерья кузнеца поспешно натянули на головы козьи шкуры, их примеру тотчас же последовали двое других, стоявших у печи. Свет, исходивший от раскаленного горна, освещал фигуры первых. Они не переставали нагнетать воздух из мехов к горну, возле которого сидели, опустив покрытые головы. В близлежащем подлеске послышался шорох, за ним последовали ужасающие звуки, словно крупный хищник пожирал свою жертву, разрывая ее тело и грызя кости. Группа дрожавших, напряженно ожидавших чего-то людей почувствовала зловоние. Снова наступило молчание. Оно было мучительным для напуганных подмастерьев и подействовало даже на Нгоньяму и Чаку. Вдруг послышался хохот, от которого кровь леденела в жилах: казалось, что безумный демон наслаждается зрелищем адских пыток. Подмастерья застонали. Нгоньяма вздрогнул. Чака весь вспотел. Хохот прекратился столь же внезапно, как и начался. Наконец послышался голос:
– Чую спрятанного. Кто этот чужак, скрывшийся среди нас, и что он тут делает?
Хронисты передают, что Чака смело ответил Безымянному. Мужество молодого воина позабавило колдуна, но понравилось ому. Он предсказал Чаке великое будущее и охотно помог ему. Безымянный показался Чаке умным и сильным мужчиной среднего возраста. На плечи его был накинут каросс[43]. Поясницу закрывали полоски меха, свешивавшиеся до колен. Если не считать хвостов, скрывавших лицо, в одеянии Безымянного не было ничего необычного, что выдавало бы его страшную профессию. В правой руке он держал тяжелое копье, в левой – крепкую палицу из полированного дерева и мешок из козьей шкуры. Он принадлежал к зловещему братству инсвелабойя, что означает буквально «безволосый». Члены этого братства совершали тайные убийства, чтобы добыть человеческий жир и различные части тела, из которых изготовляли «сильно действующие снадобья». Молва гласила, что помощниками «безволосых» были чудовищные гиены, на которых они ездили по ночам, перекинув одну ногу через спину сказочного зверя, а другой отталкиваясь от земли[44]. От трения о шкуру гиены у инсвелабойя на внутренней стороне одной ноги якобы переставали расти волосы. У зулусов обычно скудный волосяной покров (к растительности на голове это не относится), но если у какого-нибудь горемыки на внутренней стороне ног совсем не оказывалось волос, его сразу же причисляли к инсвелабойя. Как правило, это приводило к гибельным для него последствиям, если только бедняга не переселялся в отдельный лес, где, по всей вероятности, действительно становился инсвелабойя. Многие кузнецы несомненно были именно «безволосыми», но, пока могли, скрывали это обстоятельство.