Звенит слава в Киеве
Шрифт:
— Так о чём же ты кричишь, Ярославна? — покачал головой Илларион.
— Мой это ёж! Мой! — сердито всхлипнула Анна, растирая кулачками красные глаза и распухший нос.
— Глупости какие придумываешь… На что тебе зверь лесной? Ин хватит, — строго заметил Илларион, — учиться время. Садитесь все.
— Про Владимира Красное Солнышко говорить станешь? — обрадовался Всеволод.
— Про него. Унялась, Ярославна?
— Унялась… А ежа всё равно жалко…
— Ну, слушайте… Дедушка ваш, князь Владимир Святославович, великим был мужем. Объединял он города русские, и протянулась земля наша в Карпатах до самого Кракова. С другой стороны
— Потому и прозвали дедушку Красным Солнышком? — спросил Всеволод.
— Потому, да не только потому, Ярославич. Лют был князь до врагов, да ласков и милостив для друзей. В мире и в любви жил Владимир Святославович со всеми окольными государями: и с Болеславом Польским, после замирения полюбовного, и со Стефаном Венгерским, и с Андрихом Чешским. Для Руси же был подлинным Красным Солнышком. Лучами познания осветил тьму невежества.
— Как это? — удивилась Анна.
— А так, что повелел он открыть в славном нашем граде Киеве школы, и в школах тех обучались дети книжному учению, языкам иноземным и цыфири. Нужны стали Руси в её величии люди учёные, кои могли бы об государстве думу думать и с чужеземными странами достойно дела вести. Но однако ж, и не это самое главное.
— Ещё и не это? Больше чего же надобно?
— Полно перебивать меня, Ярославна! Сам скажу, что положено. Главное — то, что из тьмы языческой вывел князь Русь великую и озарил светом единого господа бога. Окрестил Владимир всех людей на Руси, и стала она страною христианскою. А и сам, окрестившись, князь взял в супруги греческую царевну той же веры, Анну по имени.
— Бабушку нашу? — обрадовалась Анна.
— Н-нет… — замялся Илларион. — Матушкой князя Ярослава другая была. Княжна полоцкая, Рогнеда.
— Померла она, что ли?
Вопросы Анны явно не нравились Иллариону.
— Не помирала. Оставил её князь для греческой царевны. Да что ты привязалась ко мне, Ярославна? Не о том речь идёт. И было всего у Владимира Красное Солнышко двенадцать добрых молодцев, сыновей, и рассадил он их княжить по разным городам. Сам же остался в граде престольном Киеве, и вкруг него, щедрого да приветливого, сбирались со всей Руси люди наилучшие, богатыри великие, о них в народе песни слагали и сейчас поют…
— Добрыня Никитич? — подсказал Андрей.
— Добрыня дядей приходился князю Владимиру, а и другие славные богатыри при нём жили. Границы земли русской охраняли, врагов к Киеву не подпускали. Алёша Попович, крестьянский сын Илья Муромец — богатырь могучий и добрый… Много славных витязей вокруг дедушки вашего собиралось. И шли у них пированья весёлые, велись речи уставные, мудрые. Из чужедальних стран немало гостей на Русь ездило. А как стала Русь по слову князя христианскою, начали наши князья жён иноземных брать, а иноземные князья — за русских княжон свататься.
— И меня, что ли, в дальний край замуж отдадут? Не хочу я! — испугалась Анна.
— Куда тебя замуж отдать, про то князь Ярослав, твой батюшка, ведает. На то его княжеская воля. А тебе не след про замужество ни думать, ни говорить. Разве девичье то дело? Отец с матерью сами знают, какую судьбу тебе да сестрам твоим, Елизавете с Анастасией, избрать…
Анна пригорюнилась. Вот ещё напасти! Отдадут неведомо куда, неведомо кому, далеко от любимого Киева, от батюшки с матушкой, от сестёр и братьев… и друга-приятеля Андрея не увидишь, поди, больше. А кто пуще него Анну балует? Кто всегда заступается, когда раздерётся она с братьями? И чуть что попросит она, всё сделает… Ежа вот принёс.
Вспомнив про ежа, Анна окончательно расстроилась и совсем не слушала, что ещё Илларион говорил. Хоть и любила она ученье, хоть и могла целые часы проводить за книжным чтением, однако ж сегодня было не до того. Никогда прежде не думала Ярославна о будущем.
Казалось, что навсегда останется такая жизнь — девичий терем над отцовским дворцом, шумные, многолюдные улицы Киева, рубленые дома с вышками на кровлях и петушками на оконных наличниках. А кого-кого только не увидишь, идя по улице, где все здороваются с ней, Анной, любимицей киевлян! И мужчины в белых рубахах в красными полосами на рукавах, и бойкие, смеющиеся женщины, у которых пышные, расшитые пёстрыми узорами полотняные рукава красных и синих сарафанов плещутся, словно крылья, а тяжёлые мониста из серебряных монет весело позванивают на груди, и степенные немецкие купцы в широких лисьих шапках… А удивительные люди в пёстрых одеждах с чалмами на головах — арабы и персы — или дикие кочевники в заячьих колпаках… Много разного люда на улицах богатого и знаменитого города!
И покинуть всё это! Ради какого-то неизвестного жениха, которому захочется к ней посвататься? Вот несчастье!
И в который раз пожалела Анна, что не родилась она мальчиком. Ведь сыновья княжеские, хоть и женятся на иноземных, а все дома остаются. Взять хоть отца, Ярослава. Женился на свейской княжне, отдал за неё город Альдейгабург, да и живёт с матушкой в Киеве…
Глубоко задумавшись, девочка безжалостно дёргала золотисто-рыжую, выбившуюся из косы, прядь.
— Ярославна! Ничего ты не слушаешь! — сердито прикрикнул Илларион.
— О женихах размышляет, — ехидно хихикнул Святослав.
Ну, ладно. Ужо покажет ему Анна женихов!
— Завтра не будем учиться. Занят я. А ко следующему разу спрошу про всё, что сегодня говорено! — строго вымолвил, поднявшись, Илларион и, не оглядываясь на вставших, как положено, учеников, быстро вышел.
Глава IV. ИВАН КУПАЛА
Русальная неделя в ночь под Ивана Купалу кончается, когда 24 июня наступает.
Испокон веку на Руси, пока христианства не было, все люди в леса да к рекам шли Купалу встречать. Прыгали через костры для очищения, собирали травы всякие — особую целительную силу они в эту ночь имеют.
Незаметно уйдя под вечер с княжеского двора, Андрей пробирался к знакомой поляне. Коня оставил невдалеке, верхом не проехать было сквозь чащобу.
«Придёт ли? — тревожно думал он. — Не вздумает ли обмануть?»
— Ау! — послышалось издали. — Ау! Ты, что ли, идёшь, Андрей?
— Я, Предславушка, я! — радостно откликнулся мальчик.