Звенья и зёрна

Ковальджи Кирилл Владимирович

* * *

Вот любовь. Ее вносят в дом, чтоб испытывать на совместимость, растворимость и растяжимость, на износ, на разрыв, на излом…

* * *

Шторм разыгрался ночной, море бьет залпами пушек, но и сквозь гневный прибой — визг молодой хохотушек!

* * *

Скверик у Большого театра. Яблони в цвету. Вдруг ливень — на

черном асфальте нетающий снег лепестков.

* * *

В Кишиневе, пронизанном светом, охваченном пламенем, в Кишиневе, где лето в апреле, где зной, — в Кишиневе, одурманенном синью весенней, под солнцем расплавленным,— как тигрица, влюбленность таится в кустах наготове…

Девочки

Бантики, ботики, ботинки… Батеньки мои!

* * *

С утра покидаешь дом — пора на службу идти, где с девяти до шести себя ты сдаешь внаем.

* * *

Переплывши океаны, обнаружил удивленно берег не обетованный, а бетонный.

* * *

Поражены: — Какая женщина!.. — Но вот проходит бабий век, И про нее — слегка торжественно: — Какой хороший человек!

* * *

Ветер и листопад, Листья и птицы летят, Листья летят по ветру, Птицы — куда хотят.

Поэты

Прародитель Авель вам оставил горькое призвание любить и завет — превыше всяких правил: лучше быть убитым, чем убить.

* * *

Что мне небо без конца и края, ангел справа или слева черт, если ты меня не принимаешь, как аэропорт?

* * *

Во чреве твоем — узелок, где с устьем завязан исток, чтоб вспыхнуло новое «я» из теплого небытия…

* * *

«До 16-ти запрещается…» Мне теперь предостаточно лет, но зато на меня налагается в мир шестнадцатилетних запрет…

* * *

Есть мгновение радуги перед ночью любви: этой радугой ранены на всю жизнь соловьи.

* * *

Защищенная стенами дома, сына ты отпускаешь с утра в город, где за углом гастронома незнакомые дуют ветра…

* * *

Набегают

дела за делами, думать некогда, некогда жить. Мы встречаемся ночью телами — больше нечем любить.

* * *

Я весной зазевался на миг — оказался во власти зимы… Убыстряется время, старик. — Нет, старик, замедляемся мы.

* * *

Старого мастера полуулыбка: девочка — веточка, женщина — скрипка…

* * *

Пускай твердит писучий — без строчки, мол, ни дня, но лозунг есть получше: ни строчки без огня!

На улице

Так на нее посмотрел, что она, как во сне, полетела. Так воспарила она, что за нею и он полетел. Где они? Господи, там, где ни тяжести нет, ни предела, над мешаниной машин и толпящихся тел.

* * *

Выпила снова с утра? Сплетники пусть позабавятся. Те же — и ум, и талант; имя ее в чести. Те же манеры и голос, но бремя бывшей красавицы, кинозвезды и прелестницы все тяжелее нести…

* * *

Бабник циником стал, сквернословом. А за что ненавидит он баб? А за то: с каждой женщиной новой он по-прежнему слаб.

* * *

Говоришь, скучала? Но ни разу ты меня не видела во сне…

* * *

Мне приснилась тоска по тебе.

* * *

Это осень за моим окном, небеса с березкой молодою: белое и нежно-золотое на — как детство — чисто-голубом…

* * *

Неизбежно перед нами, коль мы сильно влюблены, мухи топают слонами, вьются мухами слоны!

* * *

Я счастлив вот уже два года. Но сколько этот может продолжаться? Мне страшно.

* * *

Красота приучила тебя к обороне — нелегко быть приманкой и жить напоказ, но в опасном кругу и в негласной погоне презираешь того, кто заране поверил в отказ.

* * *

Влюбленность — карнавал, любовь — девятый вал, от шепота — обвал и сотворенье гор!..