Зверь бездны

Веста А.

Алексей так и не смог заснуть. Странный мир взял его в плен. Привычной реальности, с ее границами и неумолимыми законами уже не существовало, он растворился, как соль, в этом новом, волшебном переменчивом море, и в нем все было возможно и послушно его воле, все… кроме Сашки.

Ранним утром Кобальт принес ему новую одежду. Это была странная смесь военного камуфляжа и народного костюма. Рубаха из белого льна с косым, вышитым красным узором воротом, куртка со срезанными погонами, десантные полусапожки, портупея.

— Молодца! — крякнул Кобальт, оправив складки на спине Алексея. — Вся одежда, до последней пуговицы, изготовлена в России.

Поэтому она лечит и дает силу. Едим и пьем мы здесь тоже только наше, русское, чтобы черпать силу родной земли.

За завтраком Алексей не увидел Сашку, а спрашивать о ней Кобальта не хотелось.

— Скажи, то, что было со мной там, у Мерлина, — проверка на вшивость?

— Не обижайся, Обреченный, каждый из нас должен быть проверен на детекторе. Слишком много поставлено на карту. И, возможно, именно ты станешь Первым рыцарем, Стратигом и даже Колесничим.

— Я?

— Да. Тебя избрали Мерлин и Отшельник, и прежде чем они возьмутся ваять из тебя «русского терминатора», ты можешь немного отдохнуть и даже побаловаться с девочками перед тем, как надолго забудешь к ним дорогу. Я надеюсь, тебя предупредили?

— Да, я все слышал.

— Тогда, чем скорее грянет «ночь Клеопатры», тем лучше. У нас осталось два дня и одна ночь.

— Где Александра?

— А… Я все понял, — буркнул Кобальт. — Так даже проще.

Трудно поверить, но в эту последнюю ночь они говорили больше, чем когда-либо, торопясь до утра открыть души, чтобы огненными словами и клятвами закрестить обратные пути, ибо в жизни их уже не будет другого дня и другой минуты. И уже не их потные, нагие тела льнули другу к другу, а бесплотные духи ласкались в предвечной выси, и эти невесомые касания были памятней и слаще земных объятий.

— Ты не пожалеешь, никогда не пожалеешь? — спрашивала Сашка, чтобы еще и еще раз испытать его, и опускала глаза под его взглядом. — Я хочу, чтобы ты знал, у меня тоже никого уже не будет, никогда… Но ты… Ты не пожалеешь?

— У меня нет другого пути. Ты выросла, ты стала взрослой и поняла, что можешь любить только героя. Я должен стать им. Я счастлив, Саша, счастлив навсегда, что бы ни случилось с нами там, в будущем. Ведь я был с тобою на этой земле. Пусть недолго, урывками и не так, как ты того стоишь, но нашу любовь запомнили и земля и небо. Я ухожу спокойный и счастливый, и ты будешь навсегда во мне и со мной. Только знаешь, мне бы хотелось… Чтобы у нас был сын, наш сын.

Сашка вздрогнула и закрылась скрещенными руками, так когда-то она прятала свое изувеченное тело.

— Нет! Никогда…

— Почему?

— Когда я вспоминаю, что он прикасался ко мне, и эта отрава навсегда вошла в мое тело, мне хочется расцарапать себя до крови и выжечь это. Это несмываемая печать. Ты слышал о телегонии? — Ее глаза сухо горели в сумраке спальни. — Он испортил мою кровь и кровь моих еще не рожденных детей! Здесь, в Камелоте, я узнала очень многое. О том, что существует эфирное семя и первый мужчина навсегда облучает им девушку.

Об этом не принято говорить, слишком жестоко напоминать людям об их ошибках, когда уже ничего нельзя изменить. Людей держат в неведении, хотя уже тысячелетия «закон первого самца» был хорошо известен. Я читала, что в старину, на Руси, если какой-нибудь негодяй насиловал девчушку, то ее очищали особым обрядом и как бы заново выпекали в устье стынущей печи, чтобы очистить ее род, но эта наука, наверное, уже утеряна. Наши предки знали об опасности смешения с существами низшего порядка.

— Да, Мерлин читал мне законы Ману: «Только сыновья, рожденные от жен равных каст, девственниц, считались рожденными в соответствии с прямым порядком и равными по рождению своим родителям…» Видишь, теперь я все запоминаю с первого раза…

— Законы Ману — это законы природы, и этот биологический расизм был оправдан, он работал на восхождение нации, на ее духовное совершенство и здоровье. Мой первый мужчина был подл, труслив и грязен. С виду это был лощеный самец, откормленный, вальяжный. Я говорю про космическую грязь, испорченные гены. И после него я не имею права рожать.

— Сашенька, это безумие! Неужели все так серьезно?

— Да, и я сама лишаю себя этого права! Это расплата за слепоту: «Человека, лишенного варны, неизвестного или нечистого происхождения, не арийца, хотя по внешнему виду подобного арийцу, можно узнать по его делам. Подлость, грубость, жестокость, неисполнение предписанных обязанностей обличает в этом мире человека нечистого по происхождению. Страна, где появляется смешение, портящее варны, быстро погибает вместе с обитателями…»

— Но ведь люди не виноваты! Их не только не предупреждают, но даже подталкивают к краю, за которым гибель, вырождение… Юношей и девушек всеми силами подзуживают к ранней и беспорядочной половой жизни, ко всем формам разврата.

— Все еще можно было бы исправить, если бы обработка их мозгов шла в другом направлении. Но такова воля Зверя Бездны.

Сашка умолкла, закрыла горящие, обведенные тенью глаза, впилась в руку Алексея ледяными пальцами и замерла.

— Знаешь, я решила, — заговорила она после долгого молчания. — Эта стадия экспериментов еще не разработана, но в лаборатории Мерлина мое тело можно очистить на волновом уровне, это вроде атомного горнила, очищение светом. Он задумал новый проект: «Валькирия». Сначала Мерлин работает с фантомом, потом перебирают по кирпичику все тело, клетка за клеткой, атом за атомом. Последовательная очистка от «блудных» генов занимает сорок дней, а потом следует «молот Тора». Так Мерлин называет полную перековку личности, это обновляет «родники силы» и раскрывает дремлющие способности. Я знаю, ему нужны добровольцы.

— Но ведь это смертельно опасно. Не делай этого, Сашенька. Я верю, что моя любовь выжгла из твоего тела и крови эту память. Я сам заново «перековал» тебя всю, за те дни и ночи, что мы были вместе.

— Нет, человек должен отвечать за свои ошибки. Если мне суждено выжить, это будет другая жизнь и другая Сашка… Я пройду это очищение в огне, и тогда…

Она не договорила, прижавшись к его груди, вдруг зарыдала, завыла в голос, как молодая деревенская солдатка на проводах мужа.

Глава пятнадцатая

Кодекс Камелота

Прошло полтора месяца с того дня, как Алексей покинул Камелот и в последний раз поцеловал Александру. Уже на следующий день он отдал себя в руки Мерлина без оглядки и сомнений.

Сорок дней и ночей в тайной лаборатории его готовили к выходу в мир незримых битв. «Рыцарь может сражаться лишь с равными», — утверждал Кодекс Камелота. Кодекс Камелота оказался очень краток, потому что все высшие воинские заповеди и клятвы от сотворения вложены в сердца благородных воинов-кшатриев, Белых рыцарей. Оставалось усвоить немного: