Зверь из бездны. Династия при смерти. Книги 1-4
Шрифт:
— Зачем, о человек, — восклицает лже-Манефон, — приносишь ты бесполезные жертвы блаженным богам? Даже тени пользы нет в жертвах бессмертным, потому что ни один из них не властен изменить природный жребий человека. Воздавай почтение Хроносу, Аресу, Киферее, Зевсу, Менее и царю Гелиосу (т.е. планетам, Луне и Солнцу). Вот эти, в самом деле, владыки людей, и владыки всех текущих вод, и гроз, и ветров, и земли плодоносящей, и воздуха, непрестанно движимого.
Египтянин, солнечный жрец фивский, говорит здесь языком апостола новой веры, который многобожному веку должен был казаться атеистическим. Астрологи подобных вызовов никогда себе не позволяли. Напротив, Фирмик старается доказать, что астрология способствует почитанию богов, внушая человеку, что все его действия управляются божественными силами и душа его — младшая сестра божественных звезд, подателей и распределителей жизни. Манилий выразил ту же мысль тремя сильными стихами, которыми, восемнадцать веков спустя, Гете, на Брокене,
Кто усумнится вот здесь, что человек небу роден?
Кто бы мог небо назвать иначе, как даром от неба?
Кто бы мог бога открыть, если б сам не был частью богов?
С этой растяжимой формулой могли отлично ужиться все религиозные системы, не исключая монотеистических. Все, кроме христианства. А именно той победоносной части его, которая жила духом палестинского иудейства, чуждым эллинизма, александрийских и самаритянских влияний.
Первохристианство, смутно поднимаясь среди толков гностических и платонических, было далеко не чуждо астрономических влияний. Апокрифическая Книга Еноха, апостол Павел, Апокалипсис Иоаннов часто говорят языком астрономических воспоминаний, доказывающих, что авторы и сами были знакомы, хотя бы в общих чертах, с наукой звезд, и что обращали они речь свою к пастве, которой такой язык был совершенно ясен и привычен. В гностицизме, если исключить наиболее христианского из гностиков, сирийца Бардезана, который восставал против астрологического фатализма, наука звезд торжествует по всему фронту. Достаточно вспомнить 365 небес и великий царственный Абракас (анаграмма 365) Васи- лида, его Додекаду и Гебдомаду. Доктрина ператиков (peratel) или офитов была насквозь пропитана астрологическими теориями и потому именно так сложна и сбивчива, — от хитроумных стараний обратить традиционный звездный рисунок и сказание в иудейско-христианский символ. Числа и логическая связь звездной науки окружились в гностицизме бреднями откровений, упразднявших всякий здравый смысл невероятной смесью всевозможных преданий и текстов самого пестрого происхождения, набором аллегорий, пифагорических, орфических, платонических, герметических иносказаний, евангельских и библейских притч. Это настоящий карнавал мистической мысли. На толпы, ошеломленные чудесами богообщения, сыплется, подобно confetti, дождь оракулов и апокрифических евангелий, магических и гадательных рецептов, талисманов и филоктерий. Нет образа, достаточно дикого, чтобы не найти себе место в буйстве этого религиозного маскарада. Уверяют, будто манихеи почтили зодиак гидравлическим колесом с двенадцатью бадьями, которое вычерпывает падший свет из нижнего мира, из царства дьявола, и наливает им челн Луны, и та перегружает его в барку Солнца, а Солнце уже снова возносит его в царство вышнего мира.
ІV
Когда из всей этой туманной мешанины выплывает корабль торжествующей ортодоксальной церкви, он сразу становится во враждебную позицию ко всему философскому хаосу, который он за собой оставил. Некоторое исключение делается только для Платона: он подкупил христианских судей, по крайней мере некоторых, теорией бессмертия душ, нисходящих в человечество из сфер небесных и обратно туда возвращающихся, как скоро откроется их земная тюрьма, — и для Сократа. Их снисходительно принимают предтечами мессианического Откровения. Но остальному философскому накоплению объявляется беспощадная война. В особенности же нео-платоникам, с их бесконечными тучами всевозможных ипостасей и эманаций, с их демонологией, магией и теургией. Решительным ударом церковь объявляет дьявольским изобретением все способы и виды гадания, а в особенности астрологию.
Последняя, следуя обычной своей системе приспособления, спешит укрыться под защиту того самого авторитета, именем которого ее громят. Книга Бытия (I, 14—18) и Псалтырь (СХХХV) убеждают Оригена, как раньше Филона, платоника- иудея александрийского, к уступкам в пользу астрологии. Приводятся примеры, что Творец светил сам часто пользовался ими, чтобы открывать свои предначертания: видение Авраама, с обетованием потомства, многочисленного, как звезды на небе; переменное движение тени на солнечных часах Езекии; вифлеемская звезда; затемнение солнца в миг крестной кончины Иисуса Христа; знамения небесные, должные предвозвестить Его второе пришествие.
Вифлеемская звезда в особенности смущала теологов. Ее легенда представлялась полной реабилитацией астрологии. Три волхва, «халдейские философы» и даже, по Блаженному Иерониму, «ученики демонов», видят звезду Рождества Христова с обсерваторий своих, все трое сразу узнают ее и, следуя за ней, приходят для поклонения новорожденному Царю Славы как раз вовремя и в должное место. Итак, астрология оказалась в силах составить гороскоп, при том царственный, даже для Богочеловека. Ясно, что такой успех оправдывает и силу ее ведения, и богоугодность ее средств.
Церковь возражала на это, что значение звезд не умаляет демонского происхождения и значения астрологии. Так как Иисус Христос пришел положить конец земному царствию демонов, то волхвам,
— Вольно же вам себя обездоливать отказом от предвидения!
В конце четвертого века церковь, возвращаясь к все еще
висящему вопросу о вифлеемской звезде, находит удобным отрицать ее естественный характер. Это была ни звезда, ни планета, ни комета. Она шла своим особым путем, ничего общего не имеющим с путями всех известных звезд, так как была специально предназначена привести волхвов в Вифлеем. Словом, это не гороскопическая звезда. Затем: гороскопы составляются в определение судьбы новорожденных младенцев, а вовсе не предвещают ожидаемых рождений. Звезда волхвов была просто чудесным светочем, — может быть, то был ангел или даже сам Дух Святой, — и, в своем исключительном качестве, она не входила в состав обычных и доступных астрологии данных, а следовательно и не могла быть основой гороскопического вычисления.
— Нет, — возражали астрологи. — Вы видите, что волхвы угадали сверхъестественность звезды. Это свидетельствует о точности методов, которыми они располагали, так правильно определив явление, совершенно непредвиденное. Почему им удалось это? Потому что они наблюдали и вычисляли отклонение звезды от обычных планетных путей. И это несомненно внушение Божеское. Потому что, если наука астрологов демонского происхождения, то непонятно, зачем Бог именно этого рода ученых избрал в первые свидетели самого возвышенного мистического момента во всех веках и народах?
Были в ученом христианстве люди, поколебленные аргументацией астрологов. Таков неведомый автор трактата «Герминн» и Ориген, который, рассуждая по Книге Бытия, Псалмам и книге Иова о целесообразности всех творений Божиих, а следовательно и светил, сотворенных, чтобы «давать знамения и указывать времена», дошел до тех же миролюбивых компромиссов с астрологией, как раньше нео-платоники. Раз звезды — не причины действий, а только их знамения, то астрологический фатализм теряет свой преступный характер попытки к узурпации всемогущества Божия: мир остается во вседержительстве Божием, а, следовательно, звездная наука — не более, как стремление прочитать грамоту Божественных предначертаний. Жаль только, что эта задача недостижимая: у разума человеческого нет для нее средств.
Последнее пессимистическое предостережение никогда не обескураживало умов смелых и пытливых, а колоссальный авторитет Оригена (еще не анафематствованного Византией) должен был отразиться в христианстве терпимостью к астрологии. И действительно, в IV веке звездной наукой увлекается даже духовенство. Лаодикийский собор был вынужден запретить ее для церковников особым постановлением. Евсевий, епископ Эмезский, был за этот грех лишен сана. Суровый ортодокс, св. Афанасий открыл в книге Иова следы, а следовательно, подтверждение одной из основных теорий астрологии: учение о «домах» (?????) планет. Что касается общества и народа, Евсевий Александрийский бичует, как распространенный порок христиан своей паствы, постоянную астрологическую божбу и приметы: «Побей чума твою звезду!», «Лопни мой гороскоп!», «Под несчастной звездой родился!» и пр. Многие же, по словам Евсевия, открыто двоеверничают: молятся звездам и просят милости у восходящего солнца, «как делают солнцепоклонники и еретики». Последнее слово здесь очень показательно.