Зверь Лютый. Книга 20. Столократия

Бирюк В.

Им-то хорошо. На дворе. На солнышке. А мне тут, в полутьме да угаре трапезной - старца этого седобородого... нагибать в удобную административную позу. Причём резко. Так, чтобы и до Живчика дошло. Ежели прежде до "корней души" не достал. И людям его наука быть должна.

– - Ты, Иона, глупость сказал. Всяк человек - раб божий. Так ты что - всякому господин? И князю своему? А?

Закипает. На "глупость". Соображает. Про "князя". Посох жмакает. В поисках ответа.

Продолжим. "Доставать и извлекать".

– - Аггея мне

Господь в руки отдал. Что ж ты, пастырь многославленный, раба своего - язычникам на муки страшные бросил? Я тебя там, когда мы с князем "конюхов солнечного коня" резали - не видал. А прежде, когда те "конюхи" в земли Муромские пришли? Ты ж его на смерть лютую оставил! Князя в те поры здесь не было, да ведь ты-то в Муроме обретался! Что ж не вышел к народу русскому, не воздвиг крест православный, не воззвал к силам божьим, силам высшим, непобедимым? Ты - не сделал. Не смог, не схотел... Я - схотел и смог. Я Аггея из смерти вынул.

Ну, Наместник Муромский! Заори по-дурному, ударь меня посохом, прокляни по четвёртое колено! Ну же! Внеси определённость. И одна веточка на "кусте возможностей" - отсохнет, отвалится. И тогда я пойду дальше чуть другими тропками. В Новгород? В Перяславль Южный? Там тоже епархия есть и мужик, вроде, разумный. Как это отзовётся на моих отношениях с Боголюбским? С новгородцами, с Живчиком, с Ибрагимом?

– - Не дело, Иване, пастырю мирному - воев в брани водить. (Живчик обозначил "свою" сторону. Пока - в тоне примирительном. Ссориться с Ионой из-за меня он точно не будет).

– - А я не про "водить". Я про его прямую заботу: души человеческие, избитые, израненные, словом божьим умиротворять да излечивать. Не говорил прежде. Аггею так досталось, что он... руки на себя наложить хотел. О смерти меня просил. После - опознал в том Окском караване, который я... Опознал мучителя своего. Руками голыми порвать рвался. Еле остановили.

Я вспомнил своё тогдашнее состояние, гридней, повисших у Аггея на плечах, острое ощущение опасности: вот сейчас, вот чуть-чуть, лишнее слово, громкий звук... и булгары ударят. Возьмут горсть моих людей в ножи...

– - Что смотришь, Иона?! Твоему "рабу" преисподняя раз за разом в лицо смотрела, на ушко шептала! А ты... Пастырь...

– - Ты! Сопляк, мальчишка! Меня, старца, сединами убелённого, жизнью умудрённого - стыдить-учить будешь?! Да я таких...

– - Учить - не буду. Бог даст - сам поймёшь. "Таких как я...". Не смеши Иона - других таких нет. Вон, пример живой сидит, на нас с тобой в четыре глаза глядит. Кто ещё к тебе кха-анимов с Киева - креститься приводил?

Все посмотрели на нижний конец стола, где в белых рубахах, у Изи уже заляпанной на груди, сидели два новообращённых. Вот так, с одинаково вылупленными от общего потрясения глазами, видно: они - родственники.

– - Давай, Иона, не будем письками примеряться - о деле поговорим.

– - Эгрхк... О каком деле?! Попов по приходам поставляю я! Понял?!

– - Собирайся, поехали.

– - Куда?!

– - Туда, за Волгу. Поставлять будешь. Заодно и приходы нарежешь, и церковки поставишь. У тебя есть полста попов?

– - С-Сколько?! (У Живчика глаза к рублёвым тяготеют. Уж, вроде бы, и нагляделся на мои... выверты. И в походе, и у меня на Стрелке, а вот же.... Хороший повод отвести взгляд. И - сменить тон. А то мы с Ионой - как два барана).

– - В эту зиму, княже, приняли мою волю заволжские мари. Не все, но многие. И новые приходят-кланяются. Из мещеряков роды - кто ко мне пришли, кто на своих селищах моих тиунов приняли. С соседями эрзя разговоры ведём... многообещающие. К меря на Унжу люди мои пошли, с Руси, ты сам видал, караван пришёл... Народ - прибывает. По моему разумению - к зиме надо считать три тысячи дворов...

– - Сколько-сколько?! Да у нас во всём княжестве Муромском - едва ли вдвое!

– - Муром - твоя земля. Стрелка - моя. Они просто разные. Господом так сотворённые. Чего ровнять-то? По моему счёту надо ставить церковку на 60 семей. Вот и выходит полста приходов.

Живчик из беседы выпал. Наглухо. Ушёл в себя.

Как-то совместить... что было осенью, когда Ванька сидел на Стрелке голый-босый-малолюдный, с тем, что будет... Или - врёт...?
– Так ведь - лжа-то заборонена! Ну, приврал...
– Но не в десятки разов же! Дурость сказывает...?
– Так ведь не дурак!
– А как же тогда так?! Ведь не было ничего! Ведь пустая дикая земля была! Ведь своими глазами столько раз видел! А тут - раз... Ежели у Ваньки за год - в половину моего на голом месте народу выросло, так через год-другой - он же больше меня будет!

С ничего! С песка речного на бережку Окском... и так поднялся... Или вправду: "Зверю Лютому" - Богородица помогает...? А если так, то тогда как? В смысле - мне с ним...?

***

Вот едете вы в "Запорожце". Велосипедистик, там, по переходу вихляется. Вы так это благостно, снисходительно притормозили:

– - Езжай, убогий. Лисапед для здоровья пользителен.

А на следующем перекрёстке рядом с вами притормаживает хромированное чудовище. У которого под капотом - 12 горшков по литру в каждом. И давешний велосипедистик, доброжелательно машет вам ручкой из-за руля. Улетая вперёд и оставляя вас в пыли и чаде.

Можно, конечно, посочувствовать. Типа:

– - Бензин-то нынче дорог, не укупишь. Разорится, бедненький, на ремонте-страховке...

Но себе-то...

Хотя, конечно, бывают и философы.

***

Живчик - загрузился, а вот до Ионы не дошло, он "закусил удила" и продолжает "нести по пням и кочкам":

– - Молоко не обсохло, а туда же! Города ставить, земли устраивать, приходы, вишь ты, нарезать вздумал. Бестолочь несмышлёная! У нас в приходе и по сту, и два ста дворов бывает! У меня тут, на тыщ пять дворов и сорока приходов нету!