Зверь по имени Кот
Шрифт:
У бабы Мотри волнообразный сигнал был зеленовато-голубоватого цвета. Он не вызывал особых эмоций, но от него не веяло и угрозой. Скорее, это было благожелательное безразличие живой природы, к которой Кот привык сызмала. Кот сам был частью природы, поэтому на присутствие бабы Мотри он практически не реагировал.
Другое дело — его спаситель. Для Кота он был загадкой. Волны, исходившие от этого человека, были совсем другие. Они тоже не несли с собой видимой угрозы, но выглядели очень загадочно и необычно. Кота эти излучения буквально гипнотизировали. Мало того, у них и цвет был другой — золотисто-алый. Волны, которые
Может, потому Коту во время сна иногда казалось, что он опять в родном гнезде и вместе с ним находится его главная защитница — мать, а временами (когда усиливалась алая составляющая излучения) шерсть на загривке кота начинала топорщиться, и ему чудилось, что к нему приближается какой-то опасный зверь, возможно, рысь или куница.
В такие моменты Кот резко просыпался и с тихим шипением обнажал клыки, даже если человека рядом не было. Если же он находился поблизости, то всегда обращался к Коту со словами, смысл которых был ему непонятен. Но интонация и мягкие убаюкивающие звуки человеческой речи успокаивали Кота и он снова засыпал, погружаясь в свои кошачьи грезы.
Кот постепенно шел на поправку. Этому способствовала не только мазь бабы Мотри, но и его крепкий молодой организм. А когда Кот начал ходить, то первым делом поковылял в сад и начал жадно есть какую-то траву. Она росла местами, не густо, и отыскать ее среди сорняков было трудно.
Эта трава не входила в его обычный рацион и на вид выглядела совсем невзрачной и неаппетитной, но ее действие на организм Кота было потрясающим. После каждого травяного «салата» у него прибавлялось сил, а свалявшаяся шерсть начала приобретать присущий ей блеск и шелковистость.
Менялись и глаза. Болезнь превратила их голубой цвет в мутно-серый, но когда Кот начал щипать траву, глаза снова стали очень осмысленными и засверкали как два сапфира, чему немало удивился его спаситель.
«Надо же… — бормотал человек. — Что за чудо? Нет, этот зверь точно из какой-то особой породы домашних котов. Очень ценной породы. Нестандартный вес и размеры, голубые глаза, наконец, цвет шерсти… А когда говоришь с ним, то кажется, что он все понимает. Чудеса… Что за оказия занесла его в эти края?»
На пятый день пребывания Кота в «лазарете» человек наконец «окрестил» своего подопечного. До этого он обращался к Коту просто — «кис, кис…»
Но однажды человек сел на низенькую скамеечку рядом с матрасиком (его сшила все та же баба Мотря и набила душистым сеном), на котором лежал Кот, и задумчиво сказал: «Все это хорошо, но как же мне называть тебя? На Мурзика, Кузю или Персика ты совсем не похож. Да и как-то несолидно носить такое „домашнее“ имя столь выдающемуся путешественнику и бойцу. Может, Барсик?.. Нет, нет, ни в коем случае! Барсик — это какой — то мутант, барс-дистрофик. А ты, дружище, на хилое существо совсем не похож. Впрочем, и на барса тоже… Назову я тебя просто — Кот. Достойное имя. Краткое и уважительное…»
Удивительно, но Кот сразу привык к своему имени. Уже на второй день оно начало вызывать в нем вполне определенные эмоции. Положительные эмоции. Но больше всего Кот любил (хотя и старался не подавать виду), когда человек брал его на колени и начинал гладить по спине.
Поначалу Кот пытался вырваться из его рук, но он был настолько слаб, что мог сподобиться лишь на то, чтобы открыть рот, с угрозой показать человеку свои зубы и тихо прошипеть. Человек поначалу успокаивал его голосом, а потом начинал гладить. И немедленно теплая волна блаженства начинала наполнять все естество Кота, и он уже не обращал никакого внимания на то, что полностью находится во власти человека, который был для него если и не враждебным, то, по меньшей мере, опасным существом, хотя бы по причине своих больших размеров.
Все то время, что Кот провел на матрасике в лежачем положении, у него в голове крутилось только одно желание — сбежать. Лес манил Кота, звал на разные голоса; чаще всего это был шум деревьев, но иногда ему слышались голоса птиц и разных мелких зверушек.
Спустя неделю, когда он уже мог кое-как ковылять, Коту начали сниться не кошмары, а сценки охоты. Нередко сонный Кот хищно выпускал когти и бил лапой по матрасику, потому что в этот момент он видел во сне, как ловит мышь.
Однако, когда наступил момент «выписки» из лазарета — то есть, когда человек снял изрядно надоевшие бинты, сковывающие движения, — и Кот почувствовал, что уже может обойтись без посторонней помощи, желание немедленно сбежать в лес у него почему-то превратилось в мучительные колебания.
С одной стороны, свободолюбивая кошачья натура настаивала на том, что нужно убраться из села как можно быстрее и подальше. Запахи человеческого жилища временами были не очень приятны Коту, а приходившие к его спасителю другие двуногие существа (кроме бабы Мотри, присутствие которой не мешало и даже нравилось Коту), громкоголосые и назойливые, и вовсе его нервировали.
Они пытались потрогать Кота, восхищаясь его размерами и удивляясь цвету глаз, а когда он сердился на их бесцеремонность, шипел и царапал им руки, эти существа начинали злиться и ругаться. В такие моменты от них начинала исходить темная энергия, Кот сильно возбуждался, из-за чего давали знать о себе раны, и Кота мог успокоить только его спаситель.
С другой стороны, Коту все больше и больше нравилось смотреть на огонь. Плита во дворе не имела дверки, и оранжево-золотые языки пламени устраивали игры, которые Кот мог наблюдать часами. Они рисовали в его воображение разные картины, иногда невиданные, не сообразующиеся с жизненным опытом Кота, которые появлялись из каких-то неведомых глубин его подсознания.
Иногда они удивляли Кота, а иногда и пугали, потому что огненная кисть рисовала странных и опасных зверей. Они разевали зубастые пасти и пытались выпрыгнуть из очага; Кот пугался, пытался защититься лапой с выпущенными когтями, и когда наваждение исчезало, он начинал чувствовать себя победителем и с удовлетворением урчал.
Но не только огонь стал тем якорем, который удерживал Кота в доме спасителя. Он постепенно начал привыкать к еде, которую предлагало ему двуногое существо. Она была разнообразна на вкус и обильна. Впервые Кот попробовал вареной пищи и она ему понравилась. А еще ему пришлось по вкусу молоко. Оно вызывало в памяти Кота воспоминания о днях, проведенных в Горе вместе с матерью.
И все же самым главным фактором, препятствующим намерению Кота убежать в лес, был человек. Как это ни странно, но Кот откуда-то знал, что этот человек спас ему жизнь. Кот запомнил это, накрепко запомнил.