Зверь придет с рассветом
Шрифт:
А Нерину Марту и его головорезам обрадовались, как родным.
Лот и его жена метали на стол разносолы, шутили, улыбались.
Даже драгоценную бочку вина, припрятанную на черный день, выкатили из подполья.
Лили злилась, но поделать ничего не могла. Три года она жила относительно спокойно, как хотела: общалась со сверстницами, даже с Эллой-северянкой, от которой старательно отваживали ее отец и мать, или сбегала на Пустошь, где учила древний язык и читала книги, в основном, тот самый, подаренный Табитой, Некрономикон. Лили унесла его из дома и оставила под присмотром костяного зверька…
Зверек
И вот теперь, с возвращением Нерина Марта, беззаботная жизнь должна была подойти к концу.
Закончиться навсегда.
— А ты хорошо округлилась, — заявил жених, сидя рядом с Лили за ужином. — Жду не дождусь брачной ночи.
Он довольно хохотнул, и побратимы — так Нерин называл своих спутников — поддержали его дружным гоготом.
Рыжий Брон снова подмигнул.
Лили потупила взор, уткнулась носом в еду, больше всего на свете желая взять тарелку и вылить из нее горячую похлебку прямо на головы горе-жениха и его дружков.
В дверь постучали.
Мать открыла и тут же согнулась в благочестивом поклоне. На пороге, выкатив укрытое блестящей алой тканью пузо, стоял священнослужитель Эвгая.
Его звали учитель Мун.
Он прибыл в Нерку во главе группы миссионеров. Приехав, сразу потребовал от местных денег на возведение временного храма. Деревенские рады были бы отказаться — да, вот проблема! — вместе с миссионерами прибыли шестеро вооруженных воинов в алых плащах богозащитников, с которыми спорить никто не рисковал.
— Да будет свят этот день, — слащаво поприветствовал присутствующих Мун. — Могу я войти?
— Конечно, учитель, милости прошу, — засуетился Лот, приглашая священника присоединиться и занять самое почетное место за столом. Уступил свое. — Мы рады, что вы решили посетить наш скромный дом.
Мун сразу перешел к делу.
— Я слышал, у вас дочка на выданье? Сколько ей?
— Девятнадцать. Скоро будет двадцать.
— Ай-ай-ай, какая жалость, — поджал узкие губы гость. — Знаете ли вы, что благочестивые девицы не должны ходить не пристроенными после восемнадцати лет? Мы прибыли сюда по воле великого Эвгая, чтобы донести до местных жителей его заветы и его благодать. Наша цель — просветить людей и сделать их жизнь менее греховной. Избавить от искушений, понимаете? А незамужняя созревшая дева полна соблазнов.
— Не переживайте, достопочтенный Мун, — успокоил священника Лот. — Моя дочь уже давно сосватана за достойного человека. — Он указал на Нерина Марта. Тот гордо кивнул. — Наш будущий зять был призван на службу, а дочка дожидалась его, как и положено честной, богобоязненной невесте.
— Какая хорошая девочка, — похвалил Лили Мун. — Значит, у тебя скоро свадьба? Почему же ты сидишь, такая хмурая, дитя мое?
— Потому что мне не весело, — тихо ответила Лили.
— Прискорбно, милая моя, — наставительным тоном пожурил ее священник. — Настоящая женщина должна всегда излучать радость и дарить ее окружающим. Таков замысел Эвгая. Тем более, перед свадьбой греховно пребывать в печали. Это же самое счастливое событие в твоей жизни. Так заповедовал нам Эвгай. — Учитель Мун благоговейно воздел ладони к потолку. — Он все видит, и ждет твоей счастливой улыбки. Ну же, милая, не разочаровывай его.
— Выходит, Эвгай поощряет лицемерие? — не сдержавшись, ехидно поинтересовалась Лили.
Лицо священника покраснело от возмущения, губы стали еще тоньше и сжались плотнее.
— Эвгай не поощряет лицемерие, также как и дерзость. Хорошая девочка не должна дерзить. Хорошая девочка должна молчать и улыбаться.
— Так? — Лили натянула на лицо жуткую улыбку, похожую на оскал.
Ей уже было все равно.
Ничего хорошего впереди не намечается. Ильза и Табита умерли, Йон и Элла уехали, побег не удался… Остались только разочарование, грусть и скорая свадьба с ненавистным Мартом. Нечем особо дорожить. Нечего терять.
Отец, приструняя дочку, стукнул по столу кулаком.
— Ты чего себе позволяешь, а? Опозорить меня вздумала? — Лот схватил Лили за шкирку и потащил на улицу. Там, залепив ей несколько мощных оплеух, закрыл в полупустом сенном сарае и запер на тяжелый засов. — Посиди тут и подумай о своих словах, дура…
Лили не выпускали из сарая до следующего вечера.
Трижды мать приносила ей воду и еду, смотрела, молча, с укоризной. Как ты могла так дерзить важным людям, мол.
Лот ругался на жену, дескать, нечего наказанную кормить, но женщина возмущалась. Что будет, если девушка на выданье станет плохо питаться? Отощает, формы растеряет…
Радовало одно — Нерин не приходил до самой полуночи.
Когда на деревню опустилась тьма, он все же заявился к сараю, и, стоя за дверью, принялся запугивать невесту.
— Ты мне тут характер свой дурной тут не показывай! Вот приедем ко мне домой, сразу по-другому запоешь. Помалкивать в тряпку у меня будешь, ноги раздвигать, суп варить и рожать, пока не издохнешь.
Лили молчала, мысленно перебирая варианты самых болезненных пыток, которые она пожелала бы жениху. И когда ярость ее достигла высшей точки, в голове гулким эхом раздался мертвенный голос тайной твари с Пустоши.
«Жертва… … Люмафора… Можно…».
Наконец ворчание обиженного жениха сменилось глухими шагами в сторону дома и долгожданным одиночеством. За стенами сарая натужно стрекотали цикады, где-то вдали собака выла на луну. Из раскрытого окна разносились громкие разговоры. В обрывках резких фраз Лили разбирала претензии Нерина и оправдания родителей.
Вскоре дверь дома со скрипом распахнулась, и на крыльцо вывалился изрядно подпивший спутник Марта, тот самый Брон. Помочившись со ступеней, он подошел к сараю и, оглушительно рыгнув, постучал кулаком по двери.
— Эй, девка, выйди-ка ко мне, пока твой женишок не видит.
— Пошел прочь, — прошипела Лили, отступая вглубь темного помещения.
На хлипкий ржавый замок, ключ от которого спрятал на груди Лот, надежды было мало.
— Да, не ломайся ты, глупая, все равно ему тобою с товарищами делиться.
Лили стиснула зубы. Она молчала, всей душой надеясь, что пьяный придурок уберется обратно в дом, жрать баранью похлебку, пряный аромат которой сочился через щели в стенах.
За дверью раздалась возня. Звякнул замок — назойливый соратник жениха пытался отпереть его. Не получалось. Брон, ругаясь и сопя, принялся стучать по петлям чем-то железным.