Зверь с той стороны
Шрифт:
Теперь по поводу жертв, которых не семь, как сообщалось недобросовестными или поддавшимися панике журналистами, а всего пять. Четверо — лица без определенного места жительства. Иначе говоря — бродяги, бомжи. Поголовно были больны при жизни венерическими заболеваниями в самой запущенной стадии. Ещё один — наркодилер, уличный торговец наркотиками и сам наркоман. Носитель ВИЧ-инфекции, а также гепатита «бэ» и экзотического гепатита «цэ» вдобавок. Такой подбор жертв позволяет подозреваемым нахраписто объявлять себя распространителями общественного блага, «санитарами» каменных джунглей.
Поскольку
Показалось мне или так оно и было на самом деле, но уж не с симпатией ли почти откровенной говорил прокурор о названных «люциферитами» и их деяниях?
Следовало незамедлительно позвонить Большому Дядьке. В самом деле, мне ли голову над проблемами ломать, когда есть на это люди более информированные и заинтересованные?
Увы, Тараканова на месте не оказалось. Милочка, солнышко, сидела в редакции одна-одинёшенька, не с кем ей было словом перекинуться, и звонку моему она обрадовалась невероятно. Защебетала, зачирикала. Я же мямлил и заикался. До того мне совестно было чистого душой ребёнка, которого вчера ещё охмурял, зная наверняка, чем стану ночью заниматься — слов нет. Вскоре, оценив мою коммуникабельность, Милочка посерьёзнела и спросила:
— Филипп, тебе, кажется, плохо? Что случилось? Ты на меня сердишься?
На неё! Ну не ангел ли?
— За что? — взяв себя в руки, воскликнул я. — За что?! Да разве на тебя вообще можно сердиться? Милочка, волшебница, да существует ли на свете человек, способный на тебя сердиться? Если так, то назови мне его имя, и он горько пожалеет о том, что родился. И даже о том, что его родители когда-то встретились. Если успеет.
— А если я скажу, что это мой папочка?
— Хм… Отеческий гнев не есть дурной проступок, но пункт воспитания, — переменил я тон. — Он проходит по другому ведомству… хотя, если сделаешь заявку, я рискну указать ему на неверный стиль поведения. Чем бы мне сие не грозило. Это из-за вчерашнего? — спросил я уже без кривлянья.
— Да. То есть нет. То есть не только… Не переживай, Филипп, я ему заявила, что ты мне нравишься, он и смягчился! — выпалила она вдруг. — И это правда.
— А… — сказал я и смущенно примолк, не зная как быть дальше. Как назло, на глаза мне попала Юлина записка. "Целую — сам знаешь, куда!" Да уж, знаю. Ситуация… Наконец я решился: — Сейчас же приеду.
— Не нужно, — сказала она поспешно. — Правда, не нужно. Поверь, тебя мои слова ни к чему не обязывают. Я знаю, у тебя есть женщина. И слава Богу… наверное. Ты — мужчина, а я — девушка…
Мне тут же вспомнилось Прутковское: "Ты девица; я мужчина…" — "Ну, так что же впереди?" Но, памятуя о его же: "Не шути с женщинами: эти шутки глупы и неприличны", — я крепко прикусил язык.
— …Зато у меня есть принципы, — горячо говорила между тем Милочка, — с которыми привычная для тебя жизнь не состыкуется. А идти против них я пока не готова. Прости, что всё это я тебе говорю так по-дурацки, по телефону. — Она вздохнула. — Но мне так легче и проще. А теперь к делу. Игорь Игоревич просил передать, что… так, сейчас вспомню… Ага! Что осины и ёлки ждут, что в деревню, в глушь лежит твоя дорога, и что время исключительно дорого. Как понимаю, это означает, что увидимся мы не скоро, — добавила она как будто с облегчением. — Наверное, так будет лучше. Да, значительно лучше. Счастливого пути, Филипп.
Не успел я ответить, как Милочка повесила трубку.
За ананасы Анжелика меня чуть было не поколотила. Но, поразмыслив, решила, что человек без чувства юмора достоин всяческого сожаления и помиловала. После чего, почти без перехода, бросилась обнимать, жарко целовать, сообщая, что невероятно счастлива. Что счастливей её никого в целом мире нет.
— Неужели знакомство со мной тому причина? — поинтересовался я несколько обескуражено.
— Размечтался! — Она спешно отстранилась, сообразив, что мои ответные объятия и лобызания имеют оттенок неуместной для её рабочего кабинета чувственности. — При чём тут ты? Илья «Европу» среди юниоров взял! Представляешь! Ночью мне из Праги звонил. Говорит, всё ещё не верит.
Илью я знаю хорошо. Не по годам серьёзный парнишка. А уж к спорту относится с обстоятельностью непередаваемой. Такие и становятся чемпионами, если не надрываются. К «Европе» его готовила Анжелика, поскольку лучше её в Императрицыне мало кто умеет по предсоревновательной дистанции «качка» провести. До титула, если повезёт; до больничной койки, если не очень.
— Поздравляю, — искренне сказал я. — Вернётся, передавай ему от меня поклон.
— А ты куда? Опять тренировки пропускать собираешься?
В ответ мне пришлось смущенно улыбнуться, виновато потупив взгляд. Затем я послал Анжелике воздушный поцелуй и испарился.
Город удалось покинуть без приключений.
В кармане у меня лежала справка о всестороннем психиатрическом обследовании гражданина России Капралова Филиппа Артамоновича, выявившем идеальное вышеназванного гражданина здоровье. А также справка из военкомата, сообщающая, что всё тот же идеально здоровый Капралов проходил действительную военную службу в пограничных войсках РФ, следовательно, грамотному обращению со стрелковым оружием обучен. Справки служили основанием для разрешения гражданину Капралову владеть огнестрельным нарезным оружием калибра не более 9,2мм, не автоматическим, не специальным.
"Беретта" Большого Дядьки требованиям закона полностью соответствовала, однако со мной её сейчас не было. Хорош бы я был, заявившись в отчий дом при пистолете под мышкой! С лёгким сердцем оставил я «беретту» в квартире, в надёжном тайнике, вместе со своей долей фамильных драгоценностей, несколькими килограммами героина, парочкой считающихся утраченными подлинников эпохи Ренессанса во главе с "Ночным дозором". Там же, кстати, хранятся полные списки британской разведагентуры и северокорейских диверсантов в России. А так же ведро универсального лекарства от всех болезней, включая излишнюю доверчивость к чьему бы то ни было трёпу.