Зверь с той стороны
Шрифт:
— Теперь повернись, — сказал Демон. — Без резких движений. Так. Три шага назад. Медленно, чувак. Ещё шаг. А теперь плавно упади на брюхо, положи руки на затылок и замри, как манекен. Как манекен, это значит без движенья, без звука, без шумного вздоха, понял? Глазами хлопать разрешаю. Я сейчас буду кое-куда звонить, выяснять, надо ли тебя кончать сразу. Так вот, не вздумай проявлять героизм. За него тебя не наградят даже посмертно.
Демон, не отводя от меня ружейного дула и чутко следя, чтобы я не нарушал строгих требований, касающихся поведения манекена, набрал на огромном телефонном комбайне номер. Сказал в трубку:
— Кобру дайте… Кобра? Да, я… Прикинь, Капрал вылез… Да, видимо, всех замочил. Ножик у него Шайтана, а пушка Гойдина…
Он встал, скрипнув стулом. Поймал мой взгляд, вскинул ружьё к плечу, словно целясь, сказал: "Бах!". Осклабился, показав щербину. Спросил:
— Куришь, боец?
Я не ответил. Демон свободной рукой достал сигареты, зажигалку, со вкусом закурил.
— Ты там всех положил, да? — Он ткнул сигаретой в сторону подвала.
— А ты не видел? — отозвался я. — У тебя ж мониторы.
— В подвале камер нету. Гойда ставить не велел. Дурак ты, если его убил. У него голова, как у Эйнштейна. Жалко, на науке зациклился, дедок. "Психология масс, — передразнил он нарочито писклявым голосом. — Поле эмоций. Визуализация, материализация…" Херня. Дьяволу по борозде, массы — не массы, психология — хренология. Кровь, покорность и ужас, а больше ему от людей ничего не нужно. Абзац, понял! Сейчас сюда «Игвы» приедут, и мы дело с тобой до конца доведём. Только теперь уже по-другому. Обряды, заклинания — всё путем. Двенадцать девственниц распнём. — Он глубоко, нервно затянулся. Потом вскинулся и неожиданно заявил: — А по большому счёту разобраться, так и это тоже херня — те же "лейденские банки". Антураж. Побрякушки дикарские. Не ему они нужны, а нам, чтобы думать, будто он без нас не обошёлся бы. Обошёлся бы. Легко. Он и так придёт, понял! — потому что срок наступил. Опасаюсь я только, что в первую очередь он нами же пожертвует. По нашим трупам кверху ломанётся… Я бы так и сделал на его месте. Популярность у народишка приобрести. Чем ещё, кроме наказания злодеев, так ведь?… Да и пускай. Мать ети! Пускай, я готов. За Россию погибнуть не жалко. Себя не жалко, понял!… а уж других тем более. Тебя. Так что, чувак, никуда ты не денешься, тело своё ему предоставишь… Тогда уж я буду перед тобой на пузе ползать…
"Далось им всем мое тело, — подумал я. — Помешались на нём".
— Веришь, — сказал Демон после продолжительного молчания, докурив сигарету до самого фильтра, — а я немного боюсь того момента, когда Сатана появится. Именно когда только-только появится. Самых первых мгновений боюсь. Я ведь видал одержимого бесом. В натуре, видал. А может, и не одержимого даже, а самого беса. В твоей долбаной Петуховке, между прочим. Думаешь, зря тебя избрали? Как бы не так. Ты там родился и жил, а это важно. Там у вас врата есть, в ад. И все местные уроженцы несут в себе частицу этих врат. Каждый — как потенциальная замочная скважина. Так Кобра говорит. А у неё нюх на это дело исключительный. Ну вот, про одержимого… Мы там собирались жертвоприношение устроить. Дом хороший подобрали, с историей домик, педиков присмотрели на заклание. Одного уже почти прибивать начали, там стол такой клёвый, будто спецом для распятия, а тут второй выскочил. Прикинь, дохлый такой, дрищеватый — ну, педик, — а двоих наших махом замочил. Голыми руками. Хрясь, хрясь — и готово, кишки на полу. Со мной, видишь, чего сделал — всего переломал. Кобра его как-то заговорила, он и сгинул. Вообще, понял? В воздухе растворился. А может, мне так показалось от боли — я ж почти сознание терял. И всё равно я херею…
Демон полез за новой сигаретой. Кажется, он самую чуточку расслабился. Я задержал дыхание. Или сейчас или никогда. Отнятый у меня пистолет сатанист подобрал и положил на стол, а вот нож почему-то
Я швырнул руки из-за головы на пол, оттолкнулся, уходя сверлом вбок, увидел, как «Моссберг» летит вдогонку — быстро, ошеломительно быстро, догоняя… Догоняя! И тут из-под ближней к Демону кадки с изумрудной южноамериканской ёлочкой выметнулся шоколадный снаряд и ударил его в промежность. «Моссберг» раскатисто рявкнул, картечь разнесла один из мониторов. Демон тоже рявкнул, но несколько в другой тональности. Даже я рявкнул от неожиданности. Только зараза Арден промолчал. Доберман рвал зубами ненавистного своего врага, до которого наконец сумел добраться, рвал, защищая того, кто когда-то приласкал его. А может быть, на него просто подействовало поле эмоций. Не важно. Он спас меня, друг человека.
Схватка была скоротечной. Даже у демонов, оказывается, есть уязвимое место. Весьма уязвимое. Ага, то самое.
Демона не потребовалось даже каким-либо специальным способом обездвиживать. Арден постарался на славу. Вся его довольная морда (я представить себе не мог, что на собачьей морде может отражаться столько радости) была в крови. «Скорую» я вызывать не стал. Оклемается Демон, его счастье. Нет, так нет. Гадине — гадская смерть. Я запер собаку в одну из комнат и занял позицию у бойницы. Помните десятимиллиметровой толщины входную дверь без ручки? А я помнил.
"Игвы" прибыли оперативно. Трое в Жигулях-"шестерке" и двое в пикапе Форд. В Форде, должно быть, привезли девственниц для жертвоприношения, но их пока не было видно. Связаны, одурманены наркотой, лежат на полу — ясно. Сатанисты вывалили из автомобилей сразу все и деловито направились к дверям липового охранного агентства. На них было что-то вроде униформы: тёмно-серые кепи с твёрдой высокой и круглой тульей и кокардой — перевёрнутая алая пентаграмма в окружении белых рун. Одежда преимущественно тёмных цветов — чёрный, серый. Ремни, пряжки — портупея. В руках и за плечами объёмистые сумки. Главные и самые гнусные палачи «Предстоящих». Люди, как люди. Ничего выдающегося, никакой особенной печати зла.
Я потратил на них шесть патронов итальянского пистолета и одиннадцать секунд личного времени. Верный ствол, верная рука, верный глаз. Поле эмоций? Фигня; отработал, как в тире. Один патрон по счету лишний, но мне показалось, что водитель Форда умер не сразу.
— Считайте, — пробормотал я в пространство, — что добряк Капрал проявил милосердие.
Двор был глухой (спецом такой выбирали, сказал бы Демон), и ни одна живая душа на выстрелы не высунулась.
Между прочим, среди полегших «Игв» не было ни единой особы женского пола.
— Что же это получается, Кобра — мужик? — рассуждал я вслух. — Да нет, Зомби, помню определённо, говорил — девка. Наверное, эта змея что-то почуяла своим исключительным нюхом.
"Шут с ней!" — подумал я, и пошёл было, однако опомнился и решил подождать на всякий случай десяток минут. Вдруг она просто припозднилась?
Десяток минут прошёл, Кобра так и не появилась. Ждать дальше было нельзя. Какой бы бардак не творился в городе, а милиция всё-таки вполне может приехать по вызову бдительных граждан, обеспокоенных пятью трупами во дворе.
Вернувшись в подвал, я обнаружил, что Гойда Сергей Сигизмундович, профессор, почти что Эйнштейн в психиатрии, отдал концы. Резервуар шприца-пистолета не был рассчитан на большую группу пациентов. И профессору досталось сонной дури — чуть. Может, совсем не досталось, а передо мной он прикинулся, как незадолго до того перед ним — я. Каким-то образом, наверное, пытаясь освободиться, Гойда опрокинул кресло. На этот раз вперёд. И захлебнулся. А воды-то было на полу — вершок.
Печальна участь непризнанных гениев.