Зверь
Шрифт:
Каждую неделю Соланж писала Жаку. Я внимательно читал эти письма, отвечал на них вместо Жака, который еще не мог этого делать, и складывал в ящик письменного стола. Однажды наконец я перевел их по Брайлю и вручил Жаку. Он с жадностью прочитал их. Успехи сделал не только мой ученик. Повзрослевшая Соланж писала совершенно замечательно. Уроки, которые с согласия матери по моей просьбе давала ей в Париже сестра Мария из приюта Милосердия, пошли на пользу. К совершеннолетию Соланж могла бы иметь солидные знания, необходимые для того, чтобы помогать Жаку. Ибо я был теперь уверен, что мой ученик не сможет в будущем жить один и что ему нужна внимательная
Я посоветовал сестре Марии постараться, чтобы тонкая и чувствительная девушка не заподозрила о наших дальних планах в отношении ее будущего и особенно чтобы она не догадалась, что из ее писем мы знаем о ее чувствах, очень чистых, к Жаку. Мы с сестрой Марией решили, что Провидение само распорядится, когда придет время. Соланж с Жаком были еще очень молоды, нужно было ждать их совершеннолетия. Сначала его достигнет Соланж, а когда Жаку будет двадцать один год, ей исполнится двадцать четыре. Но это и неплохо — лучше, если спутница жизни будет постарше, хотя бы для того, чтобы руководить в семье.
Таким образом, читая и перечитывая письма, переведенные мной по Брайлю, Жак узнал сердце девушки, которая когда-то научила его просить любимые кушанья и подарила Фланелль. «Когда она приедет?» — спрашивал он без конца. Поэтому, узнав от мадам Вотье, что она не может больше держать служанку, я написал мадам Дюваль и предложил работу в институте — она будет кастеляншей, а двадцатилетняя хорошо образованная Соланж заменит Жана Дони. Мадам Дюваль с радостью согласилась. Через месяц рядом с моим учеником была та, которую он так долго ждал и которая, как он считал, не должна больше его покинуть. Ошибался ли я, поступая так? Не думаю.
— То есть вы полагаете, — спросил председатель Легри, — что Соланж Дюваль была идеальной подругой для юноши с его тройным недугом?
— Она была единственно возможной подругой. Но зачем об этом говорить в прошедшем времени? Соланж Вотье до сих пор остается идеальной спутницей жизни для своего мужа.
— Только он сам мог бы сказать нам об этом, — заметил генеральный адвокат Бертье. — К сожалению, поведение подсудимого по отношению к жене после преступления свидетельствует скорее о том, что он не вполне ей доверяет.
— Защита не признает за прокуратурой права на это замечание, которое не основано ни на каких точных фактах! — воскликнул Виктор Дельо. — Пока не будет доказано обратное, мы утверждаем, что чета Вотье продолжает жить в добром согласии.
— Тогда каким образом защита может объяснить тот факт, — язвительно спросил генеральный адвокат Бертье, — что обвиняемый с момента заключения упорно отказывался встретиться с женой?
— Обвиняемый не хотел встречаться ни с кем — ни с женой, ни с матерью. Это скорее доказательство мужественного достоинства, — ответил Виктор Дельо.
— Боюсь, господа, мы отклонились, — заметил председатель. — Можете нам сказать, господин Роделек, когда и при каких обстоятельствах решился вопрос о браке?
— Когда моему ученику исполнилось двадцать два года, а Соланж — двадцать пять, Жак уже не мог обойтись без Соланж, которая помогла ему закончить образование и собрала материалы для будущего романа «Одинокий». На другой день после выхода этой книги Жак стал известен, пресса заинтересовалась им, а одновременно и нашим институтом. Сама Америка с ее обычным великодушием захотела познакомиться со странным
— Какова была первая реакция Соланж Дюваль? — спросил председатель.
— Я почувствовал, что она радостно взволнована, но немного и обеспокоена. Я успокоил ее, напомнил, что они полюбили друг друга с самого детства. Спустя три месяца впервые в нашей часовне произошло бракосочетание слепоглухонемого от рождения — для нашего братства это была прекраснейшая из всех церемоний. Мы видели, как наш Жак, наш маленький Жак, прибывший двенадцать лет назад почти в животном состоянии, сияющий, улыбающийся, выходил под руку из часовни с той, которая будет ему опорой в жизни, с ее зоркими глазами, тонким слухом, благозвучным голосом, а также — почему не сказать об этом? — с ее женскими руками, которые защитят его в жизни и приласкают, дадут ему то, чего он был всегда лишен.
— Молодая чета сразу же оставила институт? — спросил председатель.
— В тот же вечер они отправились в свадебное путешествие в Лурд. Жак дал обет поклониться чудотворной Богоматери Лурдской, если Соланж согласится стать его женой. Разве это не было похоже на чудо?
— Сколько раз вы видели Жака Вотье с женой после свадьбы?
— Один раз, после их возвращения из свадебного путешествия. Отправляясь на теплоход в Гавр, они проезжали через Санак.
— Они казались вам счастливыми?
Ивон Роделек, прежде чем ответить, слегка заколебался. Это не осталось незамеченным Виктором Дельо.
— Да… Правда, молодая женщина поделилась со мной некоторыми затруднениями интимного порядка, которые надо было преодолеть. Я посоветовал ей запастись терпением, сказал, что прочный союз требует долгого времени. Через месяц я с удовлетворением прочел большое письмо из Нью-Йорка, в котором Соланж писала, что я был прав и что она счастлива.
— У свидетеля сохранилось это письмо? — спросил генеральный адвокат Бертье.
— Да, оно у меня в Санаке, — ответил Ивон Роделек.
— Таким образом, — спросил председатель, — за истекшие пять лет вы видите своего бывшего ученика впервые?
— Да, господин председатель.
— Не могли бы вы теперь повернуться к нему и внимательно на него посмотреть? — продолжал председатель. — Изменился ли он с тех пор, как вы видели его в последний раз?
— Действительно, он сильно изменился.
Ответ вызвал некоторое замешательство.
— Что вы имеете в виду?