Звери дедушки Дурова. Книга вторая
Шрифт:
Двое из барсучков начинали как будто понимать, что нужно делать, и немножко пососали. Третий был совсем слабенький и отказывался есть.
Я положил зверков к себе на кровать и в первый раз услышал, как один из них издал особый характерный отрывистый крик, напоминающий детский смех.
На следующий день два барсучка уже сами тянулись к пузырькам и высосали по полстакана молока.
Так продолжалось несколько дней. Кормили мы барсучков по нескольку раз днем и по нескольку раз ночью. Один заболел и захирел, два же других с жадностью, обхватывая передними лапками бутылку, ссорились между собою, издавая звуки, похожие на ворчанье или глухое хрюканье свиньи.
Я стал чмокать губами, подражая звуку при сосании барсучков, и зверки из одного конца клетки бросались к дверце идя на призыв, а по дороге дрались между собою, хватая друг друга за уши.
Я брал их поочередно за шкурку спинки и пускал на пол. Под окрик «Борька и Сурка» они кормились поочередно соскою.
Но вот Борька прогрыз соску, разлил молоко и стал нападать на сестренку. Когда я его поднял на руки, положил на колени и стал гладить, я заметил у него на коже много особого вида крошечных белых вшей, которые мне удавалось с трудом отцарапывать ногтями от кожи.
Нам не удалось выкормить всех барсучков, как мы этого ни хотели; двое из них, вероятно наиболее слабые, погибли; остался самый крепкий забияка Борька.
Он рос и креп, как говорится, не по дням, а по часам. Я познакомил его с щеночком тойтерьером Нэпо; Нэпо его очень полюбила; она охотно искала в шерсти барсука лесных вошек, щелкая зубами.
Так рос счастливо, играя целыми часами, мой Борька.
Соску мы давно уже прекратили ему давать, так как он ее моментально грыз; с хлеба с молоком барсучок скоро перешел на мясо.
Выпущенный гулять на террасу, Борька комично переваливался со ступеньки на ступеньку, отправляясь в сад, а там начинал обычную любимую возню с Нэпо. Но он тотчас же возвращался домой в свою клетку по зову.
Вел себя Борька примерно. Клетка его была всегда чиста. Только у своей единственной дверцы он пачкал и мочил.
Когда я ставил в дверце тарелку с водой, я замечал, что вода пролита, а в тарелку барсук испражнялся. Такая манера вести себя меня очень заинтересовала. Я, впрочем, замечал эту особенность и у моих прежних барсучков, но в то время как-то не обратил на это внимания.
Оказывается, что барсуки ведут себя точно так же на воле: все свои отбросы они выкладывают наружу через один из запасных выходов.
Эта прирожденная чистоплотность барсучков на руку хитрым лисичкам, и они ее прекрасно знают. Чтобы избежать работы для постройки собственного угла, лисица забегает в барсучью нору, оставляет там свои испражнения, распространяя зловонный запах, долго не выдыхающийся, и сама уходит.
Барсук, возвращаясь с обычной охоты, находит загаженной свою квартиру и убегает из нее навсегда, ища нового места для норы.
Я воспользовался этой барсучьей чистоплотностью и вот что придумал: вешал у самого входа в клетку особую посуду, сковородку же с чистой водой для питья ставил внутрь, в другой конец клетки.
Борька пил воду, не сдвигая сковородки, а испражнялся аккуратно в особую посуду у входа.
Наконец, я принялся и за «образование» моего барсучка.
Скоро Борька уже проделывал все то, чему я учил первых покойных Борек, но прибавил и новое: я пристроил к маленькому аристону (нечто вроде органчика) деревянный барабан и выучил Борьку вертеть его.
Этой музыкой Борька начинал свое выступление.
Потом я выучил Борьку поднимать ведро с водой из маленького, нарочно для него устроенного, колодца.
Борька охотно танцовала, но самым эффектным, занимательным номером было кувырканье через голову.
Первое выступление моего барсучка было в Москве, в огромном зале Дома Союзов, при большом стечении детей, которые наградили его аплодисментами и взрывами радостного смеха, когда он кувыркался, переворачиваясь через голову.
Но потушили огни в зале и клетку поставили на автомобиль. Борька поехал домой отдыхать после трудового дня.
И он сладко спал в своей чистенькой клетке, не забыв перед сном наполнить ночную посуду.
Заяц-барабанщик
Заяц труслив; об этом нам кричат с детства; об этом говорят сказки и басни. На самом же деле заяц не труслив, а пуглив, — он не бессмысленно трусит всего на свете, а боится только того, что действительно представляет для его заячьей породы опасность.
Он боится преследования охотничьих собак, которые несут ему гибель, но он ничуть не волнуется, когда к нему приближаются таксы, потому что таксы не преследуют зайцев.
И вот я решил из пугливого слабого зайца сделать храброго, сильного зверя или, по крайней мере, сделать так, чтобы заяц вообразил себя сильнее всех на свете.
Сначала я пойманного зайку приучил к рукам, стараясь даже нечаянно не причинить ему боли. Несколько раз в день кормил я его из рук, осторожно лаская, и обращался предупредительно нежно.
Мало-по-малу он привык к моей руке, видя ее постоянно с пищей и лакомством, с зеленым салатом и со сладкой морковкой. Я постепенно приучил его к прикосновению моей руки, которой сжимал слегка его бархатные уши, потом также постепенно, не спеша, поднимал зайку за уши, подставляя другую руку под передние лапки зайки, и осторожно и быстро переносил его таким образом к себе на колени.
Сидя у меня на коленях, он получал вкусный хлеб или сахар.
К такой переноске мой зайчик быстро привык. Нежное поглаживание по голове и по прижатым к спине ушам заставляло зверка закрывать от удовольствия глаза.