Звери у двери. Часть 2
Шрифт:
Мы больше не разговариваем и через пару кварталов обнаруживается нужная нам улица. Некоторое время мы пытаемся разобраться в нумерации домов, проклиная власти столицы. Район совершенно заброшен и покинут. Даже минувшие после Напасти десятилетия не вернули жителей в сгоревшие и разрушенные постройки. В общем то подходящее местечко для сбора заговорщиков.
Искомое здание расположено в низине, заваленной снегом так, что мы вынуждены брести по пояс в белой пушистой субстанции. Внезапно Галя останавливается и сосредоточенно тянет носом, после чего поворачивается ко мне.
– Ощущаешь?
– интересуется девушка, - точно так же, как во
И точно. Непонятный вонь, поначалу едва ощутимая, становится всё сильнее, по мере того, как мы приближаемся к двухэтажному покосившемуся сараю, где, судя по вывеске, некогда располагался трактир: "Три леща". И ещё странность: непонятные глубокие борозды, которые так и не сумел полностью засыпать весь выпавший снег. Все они ведут к нашей цели, словно в здание совсем недавно завозили нечто очень тяжёлое. Дети Свободы к чему-то готовятся?
Странная гнетущая тишина опустилась вокруг и даже все наши супер чувствительные органы не в состоянии различить малейший шорох.
– Это - ловушка, - уверенно говорит Галя и широко ухмыляется, - такая же, как и прошлые разы.
Похоже. Вот так и прежде, стоило нам приблизиться к логову бунтовщиков и оттуда немедленно летели камни, стрелы и взрывчатка. Похоже Симону нужно тщательно проверить своих подчинённых. Среди них определённо имеется предатель.
– Побудь здесь, - говорю я Гале и начинаю двигаться вперёд, - поймаешь кого-нибудь, если я упущу. Постарайся сразу не убивать, я ещё хочу задать пару вопросов.
– Я же пропущу самое веселье, - недовольно бормочет девушка, но послушно остаётся на месте.
Вывеска, прежде щеголявшая рисунком чего-то, отдалённо напоминающего рыбу, теперь лениво покачивается на гнилой верёвке, издавая тоскливые звуки трущихся друг о друга деревяшек. Под это монотонное повизгивание, которому аккомпанирует хруст снега под ногами, я медленно приближаюсь ко входу в трактир и берусь за ручку обындевевшей двери, на которой проступают свежие маслянистые пятна.
Звук приходит вовсе не изнутри, как я ожидал, а снаружи: откуда то из приземистых почерневших домишек, окруживших некогда злачное место. Какое-то глухое шипение, сменяющееся протяжным гулом. На мгновение я замираю, продолжая удерживать потрескавшуюся ручку двери и размышляю об источнике загадочного звука. В ту же секунду Галя издаёт некий неразборчивый возглас, и я вижу удивительное зрелище: снег озаряется жёлтым сиянием, идущим, как мне кажется, изнутри и тут же проседает парой десятков чёрных полос.
Трактир, куда я так и не вошёл, превращается в огненную бездну, точно светило спустилось на землю, намереваясь вступить с зимой в рукопашную схватку. Меня натурально отшвыривает прочь, и я кубарем качусь по тающему снегу, задыхаясь от огненного жара и невыносимой вони, заполнившей весь мир. Рядом барахтается в чёрно-серой жиже, ещё недавно бывшей снегом, Галя и яростно кричит, пытаясь пересилить вопли обезумевшего пламени.
Спустя некоторое время языки огня оседают и на месте, где раньше было двухэтажное здание, остаётся только глубокий котлован, наполненный тлеющими углями и чёрной сажей. Снег вокруг исчез, истаяв от невероятного жара и многочисленные ручьи торопятся к зловонной дыре, изображая весенний паводок.
Галя молча поднимается на ноги и приводит себя в порядок, восстанавливая уничтоженную одежду. Теперь становится окончательно ясно: к королю эта западня не имеет ни малейшего отношения. А когда жаркий ветер бросает к моим ногам стопку обугленных листов, исчезают последние сомнения. Я уже видел эти бумажки, причём совсем недавно.
Наклонившись, медленно перебираю картинки, исполненные лучшим портретистом Симона по его приказу.
Я.
Галя.
Оля.
Наташа.
НАТАША
– Почитай мне что-нибудь своё, из свежего, - Наташа расположилась в самом углу, около огромного камина, которому умелые руки печника придали форму сторожевых псов преисподней, рвущихся наружу. Вид у собачек правда, получился достаточно жалкий, точно в преисподней их почти не кормили и в наш мир они вырвались в поисках еды.
Я сидел в кресле-качалке и лениво перебирал струны инструмента, искоса поглядывая на гостью. Она не стала трансформировать дорожный плащ в другую одежду и даже не сбросила капюшон надвинутый до самого носа. Глаза не горели и как я ни старался, так и не смог разглядеть выражение лица. Никакой привычной вальяжности в позе: девушка сидела слегка сгорбившись и склонив голову, точно глубокого капюшона было недостаточно для всех этих непонятных пряток.
Что-нибудь из нового? Я перебрал в памяти стихи и песни, которые читал и напевал придворным озорницам и обычным девушкам, встреченным на улице. Когда я приглашал последних погулять, приходилось изображать на голове замысловатые уборы, скрывающие цвет волос, чтобы хотя бы первое время оставаться неузнанным. Некоторых привлекал Ангел из демонов Медведко, но большинство, особенно поначалу, испытывали суеверный ужас.
Итак. Судя по настроению моей сегодняшней посетительницы, ради которой мне пришлось отправить восвояси семнадцатилетнюю гостью из южного Вишезала, ей вряд ли подойдут весёлые куплеты, обожаемые завсегдатаями Королевского Лиса, да и эротические баллады казались весьма несвоевременным выбором. Сейчас подошло бы некое подобие "Меланхолий" либо "Нисхождения в любовь" утопленного астронома Джумы. Есть и такое.
Кифара, переносной вариант стационарного инструмента, изготовленный по моему заказу, удобно расположился в руках и прикрыв глаза, я принялся перебирать позолоченные струны, извлекая из памяти сочинённые строки.
Когда-нибудь ты позабудешь это
Рукой коснувшись лба не вспомнишь ничего,
Что крылья сброшены и песня не допета
А на немой укор ответишь: Что с того?
Наверное, когда-нибудь утратишь волю к жизни
И пламенный костёр в груди подёрнется золой,
И флаг на башне снов твоих безжизненно повиснет,
И рухнет в бездну мост меж мню и тобой.
Наверное, когда-нибудь уснёшь средь серых дней,
Обняв руками камень умершей души,
Но нет, постой, не слушай, всё преодолей!
И в серый сумрак падать не спеши.
Наташа молчала, а я не пытался нарушить её безмолвие, силясь понять, в чём смысл сегодняшнего визита. Честно говоря, последние годы абсолютно все поступки девушки перестали поддаваться хоть какому-нибудь логическому объяснению. Последний раз, когда мы с ней более или менее нормально общались, приключился во время путешествия по западному полушарию. У меня вызвала интерес идея о поисках загадочного сквозного прохода трёх континентов, связанных между собой длинными перешейками. Зачем с нами увязалась Королева не знал никто. Кажется этого не понимала и она сама.