Звери в моей жизни
Шрифт:
Глядя на вздыбленных гну на наших зеленых полянах, я думал о том, насколько скучнее стала Африка без этих веселых, бесшабашных плясунов вельда. Похоже, прогресс цивилизации повсеместно глушит исконную радость и утверждает банальность, весело гарцующих созданий сменяет нудно жующая жвачку утилитарная корова…
Наряду с белохвостыми был у нас один экземпляр полосатого (или голубого) гну, примерно такого же сложения, только покрупнее; шерсть рыжевато-коричневая, расписанная шоколадными полосами, грива и хвост черные. Эта антилопа была, пожалуй, еще более бесноватой, ее лихие антраша казались еще экстравагантнее, и вырывающиеся из недр грудной клетки рокочущие, низкие сигналы тревоги напоминали пулеметную очередь. Удивительно нервное животное: того и гляди от испуга сломает ногу или причинит себе еще какое-нибудь увечье. И мы с Гарри не на шутку встревожились, услышав, что нашего Полосатика надлежит взять и отвезти в Лондонский зоопарк, где его ждет супруга.
– Что, Гарри, придется нам помаяться? – спросил я.
– Боюсь, что придется, старик,-ответил Гарри, помешивая грибы на скворчащей сковороде.
– Куда мы его поместим? – продолжал я. – У нас ведь нет ничего подходящего?
– У нас нет, – подтвердил Гарри. – Они пришлют клетку на своем грузовике в четверг. Загоним его в клетку, и они отвезут его.
Все звучало очень просто в изложении Гарри. Настал четверг, и прибыл грузовик с высокой узкой клеткой, в которую нам предстояло каким-то образом водворить чрезвычайно нервного, пылкого и подвижного гну. Утром Полосатик погулял в загоне, потом я заманил его овсом в двойное стойло, в одном из просторных отсеков которого он и был теперь надежно заточен. Прежде всего надо было спустить тяжелую клетку с грузовика, установить ее перед стойлом и поднять задвижку. На это понадобилось немало времени, и, естественно, не обошлось без шума, который вызвал резкий протест у Полосатика. Он урчал, фыркал, дыбился и неоднократно пытался разнести копытами стойло. Поставив клетку как надо, мы удалились на полчаса, чтобы обсудить дальнейшие действия и дать Полосатику немного поостыть.
– Теперь слушай, старик, – говорил Гарри, – дальше делаем так. Я забираюсь на клетку сверху и поднимаю задвижку, но с поднятой задвижкой я не смогу увидеть, когда он войдет в клетку, так что ты уж скажи мне, когда отпускать, понял? Затем ты берешь лестницу, заходишь с ней в соседний отсек, берешь вот это полешко, перегибаешься через перегородку и, когда он подойдет к выходу, ткнешь его полешком в зад – только один раз, запомни, этого будет достаточно, чтобы он ринулся в клетку. И как только он в нее забежит, ты мне кричишь, и я отпускаю задвижку, понял?
– Послушать тебя, так это проще пареной репы, – заметил я не без горечи.
– Будем надеяться, – ухмыльнулся Гарри.
Мы вернулись к стойлу, где Полосатик урчал все так же сердито, я втащил лестницу в соседний отсек, вооружился полешком, поднялся и заглянул через перегородку. Полосатик с ужасом воззрился на человека, который задумал подло напасть на него с тыла. Косматая борода и взъерошенная грива придавали ему такой вид, словно он только что встал с постели и не успел очухаться. Гарцуя и кружась в стойле, он раздувал ноздри, фыркал, вращал глазами, и кривые черные рога его поблескивали как ножи.
– Ты готов, старик? – крикнул снаружи Гарри.
Я перенес полешко через перегородку и проверил ногами надежность опоры.
– Есть! – ответил я. – Поехали.
Задвижка медленно поднялась, и Полосатик, который продолжал таращиться на меня, словно старая дева, обнаружившая под своей кроватью незнакомого мужчину, развернулся к выходу. Он фыркал, как вулкан, и беспокойно переступал с ноги на ногу. Пользуясь тем, что он отвлекся, я обхватил полешко покрепче левой рукой, поднял его торчком и положил на верхний конец ладонь правой руки. Более неудачного способа нельзя было придумать.
– Сейчас я погоню его, Гарри! – крикнул я.
– Давай, старик, – отозвался Гарри.
Я стал осторожно опускать полешко к подрагивающему толстому заду Полосатика. Едва оно коснулось лоснящейся кожи, последовала такая реакция, словно я поднес спичку прямо к запалу динамитного патрона.
Все смешалось. Ощутив прикосновение. Полосатик тотчас подскочил вверх и лихо взбрыкнул всеми четырьмя ногами. Одно копыто задело полено, так что оно взлетело вверх, подобно ракете, и ударилось о потолок. Казалось, моя правая рука попала под копер для забивки свай. Невыносимая боль заставила меня выпустить полено. Судорожно дергаясь, чтобы не свалиться вперед через перегородку, я чувствовал, как лестница качается под моими ногами. В ту же минуту Полосатик, издав особенно мощное фырканье, наклонил голову и ворвался в клетку.
– Задвигай, Гарри, задвигай! – отчаянно крикнул я; одновременно лестница выскочила у меня из-под ног, и я грохнулся в стойло.
Задвижка скользнула вниз, Полосатик очутился в плену. Но успокаиваться было рано: ворвавшись в клетку, он с ходу боднул противоположную стенку, и клетка закачалась, как судно, попавшее в ураган. Щепки летели во все стороны, по мере того как Полосатик продолжал обрабатывать стенки рогами. Наши помощники заметались в поисках молотка и гвоздей, чтобы не дать узнику вырваться на волю. Сидя на угрожающе качающейся клетке, Гарри с тревогой смотрел на меня.
– Ты цел, старик? – с беспокойством осведомился он.
С некоторым усилием я поднялся на ноги; рука болела так, будто на нее наступил слон, и заметно опухла.
– Я-то цел, да, боюсь, кисть сломана, – ответил я.
Так оно и было: в больнице рентген показал, что сломаны три косточки плюсны. Учитывая силу, с которой они были зажаты в деревянном сандвиче, хорошо еще, что их не раздавило вдребезги. Мне дали болеутоляющее, от которого боль нисколько не умерилась, и врач сказал, чтобы я воздержался от работы два дня, пока кости станут на место.
Это было, так сказать, мое первое почетное ранение при исполнении служебного долга, и утешение не заставило себя ждать: миссис Бейли обращалась со мной так заботливо и почтительно, словно я совершил подвиг, достойный ордена.
Вечером, когда я у камина нежил мою ноющую руку, вошел Чарли.
– Что ж, дружище, придется тебе укладывать свои вещички, – приветствовал он меня.
– Укладываться? Что ты такое говоришь, Чарли? – всполошилась миссис Бейли.
– Только что из дирекции передали, – Чарли с блаженным видом протянул к огню ноги в домашних туфлях, – в конце недели домой отправимся.
– Домой? Ты хочешь сказать – в Лондон?
– Ну да, – ответил Чарли. – Довольна?
– Конечно, довольна, – сказала миссис Бейли. – Но что же будет с Джерри?
– Ты переберешься в лачугу, ее теперь будут заселять, – сообщил мне Чарли.
Лачугой называли огромное здание учрежденческого вида, которое было выстроено для обслуживающего персонала и в котором, насколько мне было известно, еще никто не жил.
– В этот сараище! – воскликнула миссис Бейли. – Да он там зимой в ледышку превратится.