Зверинец

— Барсик!

Николай Колчин, которого все называли просто Кыля, дернулся и со стоном перевернулся на другой бок.

— Барсик, Барсик, Барсик…

Это было издевательством. Какого, спрашивается, черта орать под окнами? Надрываться, зовя гуляку-кота! Ну, гуляет себе, так и пусть гуляет, когда есть захочет — сам придет. Так, нет же, соседка — дура — делать ей нечего, взяла за правило орать на всю улицу…

— Барсик!!!

— О, Господи! — взмолился Кыля, открывая глаза. — Когда же это закончится!

Урезонивать соседку бесполезно. Она Кылю даже слышать не хотела. На дворе — день, имеет право. Но Колчин-то отработал сутки. И не каким-то

Шутки шутками, а однажды в его смену крыса укусила охранника за мочку уха. Тот, задремавший в коридоре — тоже на стульях, так на пол и свалился. Спросонья подумал, что его током ударило. Но при чем здесь ток — поблизости ни проводов оголенных, ни даже розетки. Зато на мочке уха отчетливый такой «вампирский» укус и кровь. Утром позвонили в «скорую», объяснили, что да как, но медики так и не приехали, а перезванивать не стали, понадеялись, что обойдется. Обошлось.

Одно время крысы повадились навещать квартиру Колчина, которая была на первом этаже обычной «хрущевки» на набережной. На кухне, за газовой плитой крысы прогрызли пол, и время от времени устраивали шоу. То по бельевой веревке на передних лапах к развешанной сушиться вобле подберутся, то провод от холодильника перегрызут, то хлебницу распотрошат. Однажды все та же соседка-дура в дверь позвонила и сказала Кыле, что у него на кухне крыса на форточке сидит. Как же та крыса пищала, когда он ее форточкой прихлопнул!

Кыля не считал, сколько всего перебил в собственной квартире крыс — много. Иногда ночью специально затаивался на кухне с рашпилем в руках, чтобы уничтожить очередную обнаглевшую тварь. Но однажды, когда увидел сразу двух маленьких светленьких крысят, рука у Кыли дрогнула и вместо того, чтобы привычно задействовать рашпиль, он подбросил хвостатым хлеба.

Удивительно, но с тех пор крысы посещать его квартиру перестали. Зато повадились мыши. Но они особо не досаждали, не шумели.

Муравьи и тараканы, которые то появлялись, то пропадали, Кылю вообще не волновали. Комары — другое дело, как-то даже под новый год искусали. С ними он боролся всякими современными средствами. Сложнее было с воронами — порой так раскаркаются, что хоть отстреливай. Охотничья двустволка у Кыли имелась, но не палить же из него в центральном округе Москвы — штрафанут, да еще ружье конфискуют. Он купил рогатку, которой до сих пор ни разу не воспользовался, — деревьев во дворе было много, но если он даже замечал среди веток и листвы опостылевших каркуш, то стоило открыть окно, как они тут же улетали — чувствовали опасность.

С кошками у Кыли был мир; будучи заядлым рыбаком, он постоянно возвращался домой с окуньками и другой рыбешкой — для того же Барсика. А вот собаки иногда доставали. Как начнут под окнами лаять или выть, — сил нет. Не один раз приходилось Кыли вставать среди ночи и выходить на улицу, чтобы, имитируя, как поднимает с земли камень, прогнать кобелей-сук…

Но вся эта живность и шумевшие под окнами машины не так раздражали Колчина, как двуногий «Зверинец» — так он называл соседей по дому, собиравшихся на лавочке под его окном!

Раздражали не только соседи, но и бомжи, проникавшие в подъезд, распространявшие зловоние и заразу; и скандалящая на улице пьянь; и гогочущая ночь напролет молодежь; и дворник, начинавший мести улицу в шесть утра; и сантехники, минимум раз в неделю приезжавшие по вызову и начинавшие возиться с канализационным колодцем, чтобы устранить очередной засор; и дети, которые галдят, да еще и под самым окном с мячом резвятся…

Сантехники, конечно же, делали нужное дело, но зачем же так орать, когда ты всего-навсего трос в недра колодца запихиваешь? Зачем людей будить? Нельзя, что ли по-тихому работу выполнить?! Детям Кыля грозил из окна пальцем и убеждал идти играть в мяч на школьную площадку; бомжей от своего подъезда со временем отвадил, не мудрствуя лукаво, угрожая двустволкой; в отношении местных алкоголиков пришлось вызывать милицию — помогло; с молодежью приходилось разбираться тет-а-тет, выходить на улицу и по-людски объяснять, что во дворе слишком сильная акустика, а спать хочется — обычно тоже помогало; на дворника, плохо понимавшего по-русски, пришлось жаловаться в ЖЭК…

А на соседа с четвертого этажа кому жаловаться? Который в этой «хрущевке» с момента ее постройки живет, и который на одно ухо глухой, зато очень любит поговорить с тем же дворником. Очень громко рассказывать, сколько рыбы поймал в реке, до которой от подъезда пешком — три минуты. Кыля там не рыбачил принципиально. Ну, какой интерес забрасывать спиннинг, глядя на многоэтажки и слушая близкий шум машин!

Глухого он на дух не выносил даже не за то, что тот ловил не удочкой или спиннингом, а добывал рыбу сеточными экранами, после чего продавал у метро «Полежаевская», выдавая за экологически чистый продукт. Глухой был так жаден, что ни разу не угостил даже самой маленькой рыбешкой того же Барсика. Более того, однажды Кыля стал свидетелем, как сосед врезал гуляке-коту ногой в живот, словно футбольный мяч наподдал. Если бы хозяйка Барсика такое увидела, она бы Глухого убила.

Кыля не поленился — встретил Глухого в подъезде и предупредил, что если нечто подобное повторится, сосед оглохнет и на второе ухо. Дня через два, ни свет, ни заря Кыля вскочил с кровати от дикого кошачьего взвизга. Высунулся в окно и успел заметить удаляющегося по направлению к реке Глухого… Днем, когда пошел за пивом, увидел у песочницы на детской площадке Барсика — грозу местного кошачьего племени. Только вид у гуляки-кота был донельзя жалкий: уши прижаты, хвост по земле волочится. Не иначе это Глухой на хвост наступил, а, скорее всего, дверью перебил.

Помимо пива и вяленого леща Кыля купил мороженого минтая. На обратном пути завернул на детскую площадку и подбросил рыбку инвалиду. Барсик — только этого и ждал — впился зубами минтаю в голову, утащил за песочницу, но тут же вернулся и лизнул кормильцу руку, которой он собрался его погладить. Кыля усмотрел в этом что-то сравни благородству, что ли. Положил-таки ладонь Барсику на голову — теперь уже не погладить, а как-то, может быть, проникнуться с котом сознанием. На какое-то мгновение Кыле показалось, что проникнулся…

Но каким бы ни был для Колчина неприятным человеком Глухой, больше всего его напрягали другие соседи — тот самый Зверинец. Соседи не были плохими людьми, просто Кыля их не понимал и, сколько ни старался, понять не мог. Они не мешали ему спать ночью, как те же бомжи-крысы-алкоголики-собаки-вороны; они не будили его рано утром, как метущий тротуар дворник и зовущая Барсика дура-соседка; они просто собирались вечерами у лавочки перед подъездом Кыли и проводили время, покуривая, попивая вино и пиво и треплясь о том, о сем.