Звериные души. Банды Джаако

Рид Александр

Свет в комнату проникал с улицы через единственное прямоугольное окошко с деревянной рамой, покрытой когда-то давным-давно белой краской, которая вся пожелтела и покрылась трещинками и заусенцами от старости. Окошко прикрывали выгоревшие на солнце и не подходившие к нему по высоте занавески. Шторки оставляли открытой снизу широкую область окна, сквозь которую в комнату проникал солнечный свет и мощным потоком падал вниз, образуя на дощатом полу яркую широкую полосу.

Напротив окна, в центре стены, висел изъеденный молью шерстяной ковёр, который, вроде бы, должен был выполнять функцию декора, с чем он весьма

успешно не справлялся.

“Ну и дыра. Вряд ли, я задержусь здесь надолго. Я мог бы быть сейчас совсем в другом месте. Или не быть вовсе… На первое время сойдёт,” – успокоил себя Ал’Тан и подошёл к окну.

Лапы ступили на нагретую солнцем область пола и тепло волной снизу-вверх поползло по телу. Ал’Тан потянулся, урча от удовольствия. Ночью он очень замёрз в постели, несмотря на то, что спал, свернувшись калачиком.

Он выглянул в окно. Прищурив глаза от яркого света, Ал’Тан смотрел на улочку, тянущуюся прямиком от их дома и виляющую между нависшими над ней трёхэтажными деревянными домами. Улица была настолько узкой, а дома настолько хаотично и неестественно выдавались верхними этажами в бока, что казалось, будто вот-вот строения рухнут на неё, погребя под собой всех бродящих туда-сюда жителей этого прелестного квартала.

Внизу кишела, словно муравьи в муравейнике, разношёрстная толпа. Все куда-то спешили. Разные донгу, кошачьи и собачьи, в шляпах и без, одетые и не очень, заполонили улочку почти полностью. Их было так много, что все соприкасались друг с другом плечами, спинами и животами.

Ал’Тан попытался вспомнить, когда он видел в последний раз такую массу народа одновременно в одном месте. Пожалуй, это было в детстве на рынке в городе Нирус, куда они часто приходили с папой за свежими овощами и фруктами. Сейчас такой картины у него в родном городе не увидишь – все кошачьи покинули город пару лет назад. Кто-то уехал из Нируса добровольно, пока это было возможно, кого-то сослали, не дав возможности прихватить с собой имущество, перешедшее после этого в собственность города. Почти все кошачьи бежали на свою Родину в Элро.

И только здесь, в пограничном городе Джаако, Ал’Тан увидел то, что согрело его сердце и душу. Слухи оказались правдой! Кошачьи и собачьи донгу живут здесь в относительном мире, как и много лет назад в родном Нирусе. Неужели конфликт и впрямь не докатился до здешних мест? От радости Ал’Тану захотелось выбежать, и завести беседу с прохожими. Но он подавил в себе эти эмоции. Отец всегда учил его, что только слабые духом открыто проявляют эмоции и так делать не следует.

“Никто по внешности не должен знать, что у тебя на уме. Тогда будешь сильнее других, тогда ты будешь на шаг впереди прочих! – упорно наставлял его отец. – Всегда помни, кто ты и каково твоё происхождение!”

Ал’Тан посмотрел на себя в кривое грубо изготовленное зеркало, висящее на стене у двери. Шерсть на голове слиплась и скаталась в комки от дорожной пыли. Глаз и носа почти не было видно – они полностью заросли длинными серыми волосками. Удивительным было то, что при этом сам он всё вокруг видел довольно хорошо. У длинношерстных донгу есть такая способность – волоски, падающие на глаза абсолютно не мешают им видеть. Но Ал’Тан совершенно об этом забыл, так как всегда постригался и никогда не доводил до такого состояния своё тело.

Дорога с Нируса до Джаако в повозке заняла почти два месяца и не было никакой возможности постричься в пути. Ал’Тан достал из сумки ножницы и лезвие. Нужно было скорее привести себя в порядок и выходить, его должны были ожидать. Под столом он обнаружил корыто с водой, поставил его на табурет и умылся.

Обычно, подобные процедуры занимали у Ал’Тана гораздо больше времени, но сейчас он вынужден был делать всё второпях. Будет нехорошо, если он придёт на встречу к директору школы во второй половине дня. Всё дело в воспитании. Его воспитали так, что не мог он себе позволить столь вопиющего хамства – заявиться на переговоры по трудоустройству после обеда, так как считал это совершенно неподобающим настоящему учителю.

Придав себе более-менее цивилизованный вид, он облачился в серый строгий костюм из овечьей шерсти, состоящий из прямых, широких штанов, узкой туники, пиджака с широкими бортами и длинными рукавами. На лапы он надел чёрные кожаные ботинки. Любой донгу, разбирающийся мало-мальски в одежде, сразу понял бы по костюму и обуви, что он принадлежал к классу старейшей интеллигенции Нируса.

Тщательно причесав волосы на голове, Ал’Тан направился к выходу. Приоткрыв дверь, он замер у самого порога на несколько секунд, затем захлопнул дверь обратно, подошёл к зеркалу и исподлобья пристально заглянул себе в глаза.

– Всё… будет… хорошо… Они ничего не знают. Прошлого не изменишь, – тихо, почти шёпотом произнёс он, отчётливо выделяя каждое слово. Затем уверенным шагом направился к двери и вышел из комнаты, захлопнув и заперев её.

Протиснувшись кое-как сквозь толпу, Ал’Тан решил не идти по главной улице, а чуть срезать путь. Он повернул налево и вышел на удивительно пустой проулок. Пахло гниющими овощами, горелыми волосами и грязью… повсюду землю устилала серо-коричневая вязкая жижа. Поднимая повыше лапы, чтоб не вымазать штанины чистых штанов в грязи, Ал’Тан маршировал в направлении высоких зданий административного квартала.

Ал’Тан переживал, что не взял с собой специальную защитную обувь, называемую у него на Родине мокроступами. Эта обувь представляла из себя своеобразные тканевые чехлы в форме ботинок, пропитанные смолянистым веществом. Мокроступы были весьма популярны у знати Нируса. Их надевали прямо поверх ботинок и, таким образом, предохраняли дорогую обувь от загрязнения и влаги. Ал’Тана мучала мысль о том, что прямо сейчас грязь разъедает нежную кожу дорогих ботинок, сшитых на заказ. Однако скоро он осознал, что это совершенно не то, о чём действительно следовало беспокоиться.

Прямо по курсу он увидел кучку ребят, вальяжно расположившихся на крыльце одного из убогих двухэтажных бараков и громко ведущих беседу. Внешность парней открыто говорила об их образе жизни. Судя по боевому раскрасу и вооружению, парни собирались не на мирные посиделки.

И тут его мозг, словно игла, пронзила мысль, воспоминание о том, как кто-то давно рассказывал ему о запредельно высоком уровне преступности в пограничном городе Джаако. Говорили, будто весь город поделён на некие фракции, банды, враждующие между собой. Тогда, находясь в родном Нирусе, Ал’Тан не придал этим россказням никакого значения. Да, честно говоря, он вообще счёл их небылицами и благополучно выкинул эту информацию из головы.