Зверя зависимость
Шрифт:
— Не буду, — открываю глаза, кухня вертится каруселью.
— Надо.
Чёрт! Что за блажь такая? Я ничего не понимаю, кроме одного — перечить Рамилю сейчас нельзя. Он точно не в себе. Похож на психопата, несёт чушь… про оборотней.
Пью. Закусываю. Карусель ускоряется.
Дядя смотрит на меня внимательно, изучает. А у меня даже сфокусироваться на его лице не получается. Убойная штука этот портвейн! Мысли путаются, изображение нечёткое, и подташнивает меня.
— Всё? —
— Пожалуй, да, — у Рамиля язык немного заплетается.
Он и Женька — два толстокожих слона. Они полбутылки этой дряни вылакали и живы остались. Как — загадка для меня.
— Пойдём спать, пожалуйста, — мой пьяный мозг отчаянно пытается выдавать правильные мысли.
— Кнопка, я хочу… — дядя нервно сглатывает, наливает портвейна и выпивает махом. — Нет, не хочу… Но я должен.
Он встаёт, делает несколько шагов назад и оказывается в прихожей. Щёлкает выключателем, в коридоре загорается лампочка.
А потом случается что-то страшное.
Дядя встаёт на четвереньки и увеличивается в размерах.
У меня перед глазами всё плывёт, и то, что происходит, обрабатывается моим нетрезвым мозгом процентов на пятьдесят.
Я вижу, как расползаются спортивки на Рамиле, как его тело покрывается густой шерстью. У меня немеет всё от макушки до кончиков пальцев на ногах. Я бы сбежала… В окно бы сиганула с девятого, не раздумывая, но не могу пошевелиться.
Передо мной стоит… волк. Волк!
Волк?
— Твою мать… — шепчу, не чувствуя губ и языка.
Чудовище — помесь волка и медведя. Дикая кавказская овчарка или что-то вроде того. Невероятно большой шерстяной зверь стоит в коридоре и смотрит на меня жёлтыми глазами. Он ложится, прижимает морду к полу.
Вспоминаю Гарика, и мне почему-то больше не кажется, что его артистизм в прямом эфире был ради хайпа. Соловьёв именно такое чудище описывал.
Твою мать — повторяю мысленно, а зверюга поджимает уши. Я вижу, что он не собирается на меня нападать, но один фиг страшно. Очень страшно! И не ясно, что думать.
Это оборотень? Рамиль — оборотень?
Быть этого не может!
Головокружение усиливается, в глазах темнеет, и мне вдруг становится легко и хорошо.
Глава 27
За окном утро. Я лежу на диване. Одна. Я — боль.
Несколько минут пялюсь в белый потолок, а потом поворачиваю голову — она болит, и шея тоже.
Я не профи в литроболе, и пара стаканов крепкого не самого качественного портвейна способны меня погубить. Вспоминаю, что вчера было…
Белочка ко мне приходила, похоже.
Поворачиваю голову в другую сторону, и у меня перед
— Чёрт! — рывок, и я падаю с дивана на пол, а чудище остаётся по ту сторону мягкой мебели.
У меня нос в слюнях. Вытираю ладошкой. Пипец! Оно меня лизнуло!
Осторожно высовываюсь, чтобы посмотреть на белую горячку. Смотрю. Становится только хуже. Меня мутит. Нет, зверь отвращения не вызывает, он выглядит милым и даже растерянным. Это похмелье всё… Или белочка?
— Рамиль? — я прижимаю ладонь к гудящему от боли лбу.
Зверюга вздыхает и вполне по-человечески кивает. Он даже что-то вроде «угу» умудряется выдать.
Мать моя женщина, отец мой мужчина! Кто-нибудь вызовите скорую помощь. Психиатрическую бригаду. Оборотней не бывает. Это сказки, фэнтези, легенды… Фольклор, если хотите.
Нет?
Я прячусь под диван. Лучше здесь полежу, потому что сил сбежать нет. Я даже уползти не в состоянии.
— Кнопка, вылезай оттуда, — голос дяди заставляет меня содрогнуться.
— Нет! — воплю, и собственный крик причиняет нереальную боль. — Нет… — повторяю тихо. — Не вылезу.
— Ладно, — басит, и я слышу его шаги.
Сильные руки поднимают меня, словно игрушку. Рамиль несёт меня в кухню, а я отбиваюсь, как могу. Могу слабо. Неэффективно. Причиняя себе — похмельной — движениями и криками боль.
Он усаживает меня на табуретку, и я прижимаю коленки к груди, смотрю на него исподлобья. Голый… Дядя суетится — ищет что-то в холодильнике. Кефир. Наливает его в кружку, ставит на стол, а сам садится напротив меня.
Следы вчерашней попойки убраны. Посуда чистая, кухня проветрена.
— Как-то так, кнопка… — смотрит на меня внимательным тяжёлым взглядом, а я хочу провалиться сквозь землю.
Беру кружку с холодным кефиром, глотаю, и меня снова мутит. Держусь из последних сил, потому что добраться до санузла я чисто физически не смогу.
— Водички бы, — шепчу.
— Сейчас, — Рамиль подрывается, наливает в стакан воду из чайника. — Держи.
— Спасибо, — пью мелкими глотками с перерывами.
Молчу. Дядя смотрит на меня, не моргая. Ждёт.
— Скажи что-нибудь, — просит с виноватым видом.
— Уверен? — выгибаю бровь.
— Да.
— Это пи*дец какой-то!
Бородатый дядька меняется в лице. Он очень хочет высказать мне за мат, но держится. Правильно. Как иначе я — русская девушка — должна выразить эмоцию от пережитого? До сих пор поверить не могу, что реальность не подвела. Я видела своими глазами, как Рамиль превратился в волка!
— Так… — пью воду, соображаю. — Значит, Игоря Соловьёва ты потрепал?