Зверя зависимость
Шрифт:
Палач вытаскивает меня из машины, освобождает лодыжки от верёвок и требует, чтобы я шла. Это непросто — я ступней почти не чувствую.
— Руки не развяжешь? — интересуюсь ехидно, подставив запястья под нос Жеки. — Поползу.
— Иди! — он рявкает и, развернув меня на сто восемьдесят градусов, подталкивает в спину.
Ноги, естественно, меня не слушаются. Я лечу на землю, больно бьюсь и без того гудящей головой о кочку. Жека психует. Рывком поднимает меня на ноги и орёт матом.
Ого! Нервный какой!
Волк за рулём наблюдает за нами через лобовое стекло. Евгению облажаться не хочется.
— Чо ты ржёшь?! — вопит мой бывший начальник и трясёт меня за плечи.
— Ничего! — выплёвываю ему в лицо с ненавистью.
Свои мозги я Евгению одолжить не смогу — он не понимает, как жалко выглядит, а меня его моральный облик не заботит. Смешит немного… Но это скорее от нервов.
Жека почти тащит меня по лесной дороге. Я падаю, он нервничает — поднимает меня, причиняя боль, и мы снова идём вперёд. К реке. Я слышу шум воды — течение там, наверное, сильное…
Бескрайнее чистое небо, зелёное море леса, уходящее в горизонт и скалистый высокий берег. А внизу бурлящая река.
Красота-то какая! Помирать совсем не хочется.
Мы останавливаемся в нескольких метрах от крутого обрыва и смотрим вдаль. Жека тянет с убийством, а у меня в голове вместо идей — вата.
Ситуация — капец, конечно. Надо валить… Но как?! Дать Женьке по яйцам я в состоянии — немного удачи и всё получится, но дальше будет лажа. У меня после удара по затылку головокружение просто дикое, и хромая нога режет шансы на успех.
— Гелик, Гелик… — Женька прижимается ко мне сзади и хрипит в ухо, — всё могло быть иначе. Но ты выбрала его.
Ладонь бывшего шефа ползёт по моей руке вниз, оглаживает бедро… Я терплю эту мерзость, стиснув зубы, а Жека, не стесняясь, берёт меня за задницу. Не выдержав, дёргаюсь и жалею об этом мгновенно. Женька абсолютно недвусмысленно вжимается в меня стояком…
Я, конечно, не мужик, но подозреваю, что эрекция в подобной ситуации со мной не случилась бы. А Жеке норм. Мелькает мысль подыграть ему — расслабиться и изобразить что-то типа возбуждения. Но я понимаю, что чисто физически не способна на такое с Женькой. Фальшь он заметит — это точно.
— Я люблю Рамиля, — выдыхаю, меня трясёт.
— Ты спрашивала, зачем я подкинул вам в хату Плей, — Жека будто не слышит моего признания. — Я не собирался. Сначала не собирался… Хотел напоить альфу и сунуть ему в рот эту чёртову пастилку. Но Рамиль твой не только нарк, но и алкаш махровый — х*р перепьёшь его. Тогда я просто спрятал наркоту под скатерть. Понадеялся, что он найдёт и не устоит перед искушением закинуться.
— У тебя с головой проблемы, — шепчу, голос пропал.
— Нет у меня проблем с головой, — на полном серьёзе парирует Евгений. — И вообще проблем нет. Ко мне обратился тот, кто управлял стаей Рамиля — его брат Бакир. Он пообещал принять меня в семью, если я помогу ему уничтожить альфу. Тогда я поехал к жрецам и сказал, что Рамиль снова сидит на Плее, а доказательства этому они могут найти у него дома. Сегодня я выступил в суде — рассказал старейшим правду про его жизнь в Падалках. Асманову светит казнь, а мне тёпленькое местечко в стае. Осталось немного, Гелик… — Жека мнёт мою задницу, трётся твёрдым членом
Душераздирающие ощущения. Дядя, которому срочно надо как-то помочь, и невыносимо мерзкие прикосновение урода — терпеть сил нет. Хочется умереть поскорее…
Я жмурюсь и тихонько скулю. От отвращения. Но Евгений, одержимый бесами, понимает всё по-своему.
— Нравится? — хрипит мне в ухо.
— Угу… — выдавливаю из себя.
— Пи*дишь, — Женя прекращает меня лапать. — Развести меня решила.
Что и требовалось доказать — изобразить пламенную страсть я не в состоянии. Я вообще не в состоянии что-то сделать в этой ситуации. На глаза наворачиваются слёзы — надежда помочь Рамилю умирает в конвульсиях.
К хорошему быстро привыкаешь. И я привыкла. Дядя решал любую проблему прежде, чем она успевала пустить корни. Я расслабилась, почувствовала крепкую спину, за которой можно спрятаться. А сейчас вот нельзя…
Каир Рамилю не поможет. Я даже думать боюсь, что случилось с бетой. А всё, что я могу — это мотать сопли на кулак.
Всхлипываю. А Жека разворачивает меня лицом к себе. Он смотрит внимательно, но без эмоций — в глазах у этого нечеловека пусто.
— Раньше надо было думать, — ухмыляется, а я жалею, что у меня руки связаны. Хочется вцепиться в эту наглую рожу когтями. — У меня будет всё — семья, статус, будущее. А ты сдохнешь, и нарик твой сдохнет, — обещает Жека и суёт руку в карман.
Я смотрю на крупные мужские пальцы, сжимающие кусочек цветного стекла.
Не стекла.
Поднимаю взгляд и читаю в глазах Женьки ответы на вопросы, которые вспыхивают в моей голове один за другим.
— Не-е-ет… — сиплю.
— Да, Гелик, — он хватает меня за лицо и больно надавливает пальцами на скулы. — Захлебнёшься в реке под кайфом, — он добавляет силы в нажим, заставляя меня разомкнуть челюсти. — Чисто и быстро. Больно не будет!
Я пищу и крепче сжимаю зубы. Рвусь из хватки козла, которого когда-то считала своим другом, но он гораздо сильнее, и шансов у меня нет. Я падаю на траву, а Жека придавливает меня собой к земле, и у него почти получается впихнуть мне в рот дозу Плея.
На языке странный сладковатый привкус. Глотать нельзя! Отплёвываюсь, попадаю в рожу бывшего шефа и получаю от него за это по лицу. В ушах звенит, скула гудит от боли, но я извиваюсь, как уж на сковородке, и случайно попадаю палачу в пах коленом.
— Сука! — воет Женька.
Поняв, что меня больше не держат, я рву пальцами сочную траву, пытаясь отползти, и у меня даже получается. Немного. Поднимаю голову — перед глазами двоится, и мне кажется — это всё не реальность…
На меня бежит огромный лохматый зверь с жёлтыми глазами. Он похож на нечесаную кавказскую овчарку…
Я только взвизгнуть успеваю и лицо в траве спрятать, когда эта махина перепрыгивает через меня. Сзади раздаются страшные звуки — Жека орёт, как когда-то орал Гарик.
Нет, сейчас страшнее…
Звуки в фильмах ужасов по сравнению с этим — детские песенки. Кровь в венах стынет, и сердце стучит в ушах.
Дядя…
Я в безопасности, но то, что происходит — это реально ужасно. Из глаз катятся слёзы, а тело словно деревянное — не могу пошевелиться. Рыдаю, уткнувшись носом в землю. У меня истерика.